Прогулки по старому городу

МНЕ НЕДАВНО ПРИШЛОСЬ ПОБЫВАТЬ В ОДНОМ УДИВИТЕЛЬНОМ МЕСТЕ. Музей фонографов и граммофонов, что на Петроградской стороне — это частный музей. Сюда нельзя купить билет так просто, как, к примеру, в Эрмитаж. Здесь нет билетной кассы с пожилой интеллигентной тетенькой, нет никакого расписания, сюда не пустят всех подряд. Музей граммофонов находится в частной квартире, и если ты хочешь прийти на экскурсию, нужно туда позвонить и заранее договориться о дне и о времени встречи.

Перед запертой дверью

АВТОР РЯДОМ с братом Александром во дворе музея у памятника... Скрипке

Встреча — наверное, самое подходящее слово. Не что-то другое, а именно встреча. Встреча с веком, который ушел, не задев, не затронув тебя, не раскрыв своей тайны. Встреча с миром, в котором ты не был и который ушел, растворился в забвении...

Мне случалось бродить по таким закоулкам, где время как будто бы остановилось. Наугад выбирая дорогу, попадаешь то во дворик, заросший травой, где с обшарпанных стен осыпается штукатурка и куски кирпича, то вдруг видишь заколоченный дом, деревянный, обнесенный глухим забором, за которым разросся высокий кустарник; то, идя вдоль стены, остановишься вдруг перед дверью. Старинная дверь, вся в узорах, покрытая выгоревшей, облупившейся краской, дверь, которую не открывали, наверно, лет сто. Она словно вросла в асфальт. И нельзя заглянуть за нее, и нельзя разгадать, что же там такое. Можно только погладить ее, разогретую солнцем. На ладони останется пыль — словно отзвук несказанных слов, словно эхо... В таких переулках, где встречается мало прохожих, где стены хранят тишину, а сквозь щели в асфальте прорастает трава, бьется сердце старого Города.

К нему можно прислушаться. Можно, глядя на пыльные стены, попробовать что-то представить себе, угадать: а каким ты был, Город? Каким ты был, когда здесь не было асфальта, когда улицы были булыжные, а по ним проезжали извозчики и проходили какие-то люди, непохожие на современных? Иногда вдруг покажется, что ты видишь и слышишь их. Город помнит их всех, помнит каждого — его голос, походку, лицо, его взгляд, интонации. А для нас ничего нет и не было. Но бывают моменты, которые можно назвать волшебными. Они дарят нам — нет, не ключик к той двери, за которой скрывается тайна. Что-то другое, непереводимое в обычные слова. Потому что нельзя обладать этой тайной, как нельзя вновь вернуться в то время. К ней можно только приблизиться. Прикоснуться, как ладонью к ладони. Наверное, это и есть подходящее слово — прикосновение.

Они были красивыми...

ОТШУМЕЛ, ОТЗВУЧАЛ ПРОШЛЫЙ ВЕК... Мой младший брат на фоне старинных граммофонов

Попадая в музей граммофонов, ты как будто проваливаешься в другой век. При этом с самого начала тебя не покидает удивительное чувство теплоты. Наверно, потому, что это — не казенное пространство. Здесь живут. Человек, купивший помещение в старинном доме и перестроивший его, украсивший его, как в сказке, сам живет посреди этой сказки. Мы с ним не общались. Нам о нем рассказала симпатичная, милая девушка Аня.

Его имя — Владимир Дерябкин, заслуженный артист России, клоун и укротитель медведей, четверть века отдавший цирку. Поэт и прозаик. Потомственный казак. Он собирал свою коллекцию по разным городам, и сейчас в ней более трехсот экспонатов.

Мы видели его только мельком. Он вышел из соседней комнаты, где с кем-то разговаривал по телефону. Поздоровался и, извинившись, куда-то ушел. Он был в ярко-красной рубахе с широкими рукавами. Мы не успели рассмотреть его лицо. Но вот он, на фото с буклетика, который мне дали потом, когда я уходила, — в черной шапке с околышем и белоснежной расшитой рубашке, с доброй, чуточку грустной улыбкой и голубыми глазами...

Как мне передать впечатления от того, что я видела? Наверно, это было удивление... Я никогда не интересовалась граммофонами и в музей заглянула просто из любопытства. Я не знала, что они такие красивые.

Вы видели вьюнок, который летом заплетает ветки придорожного кустарника, вьюнок, который расцветает белыми и розовыми колокольчиками? Так вот, как нам сказали, трубы граммофонов делали похожими на эти колокольчики. В виде цветов — чтобы было красивее. И когда мы шагнули в зал, где были граммофоны разных форм и размеров, мы как будто оказались среди огромных распустившихся цветов. Они все были разные. Золотые, серебряные, голубые и темные, расписные — в узорах, с лепестками, разрисованными изнутри. Они были в цветах и листьях. Одна труба была украшена пейзажем — снег, и бабы в ярких сарафанах... Русская зима...

Мы смотрели на них, как на чудо какое-то. Нам рассказали, как они устроены. Потом мы слушали старинную пластинку. Никогда не забуду, как в немой тишине зашипела пластинка, и. словно привет из начала двадцатого века, далекий оркестр заиграл вальс «На сопках Маньчжурии».

Потом мы видели другие граммофоны, в виде шкафчика, со спрятанной трубой и полочками для пластинок, такие, что с первого взгляда и не догадаешься, что же это такое. Они были красивые, с витражными стеклами и инкрустацией из металла.

Мне все время хотелось их трогать. Я бережно гладила и блестящие трубы, и темное дерево. Мне хотелось запомнить, какие они — и на вид, и на ощупь. Чтоб все это осталось со мной.

Нам еще показали фонограф — первое звукозаписывающее устройство, изобретенное в XIX веке (время записи длилось чуть меньше минуты). И музыкальную шкатулку с чудным звуком — она была похожа на раскрытый чемоданчик со сложным механизмом. И двое говорящих часов. И шарманку. Она была закрыта цветастой темной шалью. И, когда ее сняли, все ахнули. Шарманка — большая, тяжелая — была черного цвета, и на этом черном фоне распустились необыкновенной красоты цветы и листья. Мне вдруг вспомнился старый профессор, который преподавал у нас русскую литературу. Он рассказывал, что, когда он был маленьким, в нашем городе еще можно было встретить шарманщика. Он ходил по дворам, может быть, вот с такой же шарманкой. Нам ее заводили, и мы ее слушали...

Потом мы пили чай с баранками, среди старинных самоваров (здесь так принято — поить всех чаем), среди разных красивых старинных вещей. Когда мы уходили, за нами выключили свет, и комната погасла, как будто погрузилась в сон...

Воспоминание

Я ехала домой в маршрутке. Был холодный и ветреный день. Я смотрела в окно, вспоминая все то, что увидела. Мне вдруг стало так жалко себя. И не только себя — вообще современных людей. Я вдруг подумала: какие же мы бедные — со всеми нашими машинами, магнитофонами, со всеми чудесами современной техники!

Парнишка напротив меня слушал МРЗ-плеер. Сквозь наушники доносились однообразные ритмы. Мне подумалось: МРЗ-плеер — удобная штука, но в одном он проигрывает. В красоте. Когда-то люди соединили вместе музыку и красоту. Да, они еще многого не умели, не знали, не могли, по сравнению с нами. Но у них это было, а у нас уже нет. Мы — другие...

Мы выбираем для себя другие вещи. А наши вещи очень много могут рассказать. О нас самих. О том, как мы воспринимаем мир. Те, далекие люди воспринимали мир целостным. Поэтому они стремились к синтезу, соединению — формы, красок и звука. Они хотели воспринимать предмет объемно, всеми органами чувств. И на слух — чтоб звучало! И на вид — чтобы было красиво! И на ощупь — чтоб было приятно дотронуться! И на запах — вдохнуть аромат винила... И даже на вкус! А вы знаете, что были пластинки... съедобные? Из шоколада? В Петербурге их делала кондитерская фирма «Жорж Борман». Это было в начале XX века...

Для людей того времени мир был единым целым. А для нас он — как будто разбитый на части. Мы видим его по кусочкам. А увидеть его настоящим, почувствовать, что он собой представляет, мы не можем. Нам некогда...

...Маршрутка летела в район новостроек. Мимо бензоколонок, каких-то складов и заборов. Мы мчались по Городу, ставшему неузнаваемым.

ЗА КАЖДОЙ ДВЕРЬЮ
в Петербурге кроется тайна

Я смотрела в окно, понимая, что прошлое стало прошлым, его не вернуть. И в него не вернуться. Все исчезло, развеялось ветром, растворилось в тумане... Но мне было больно. Мне опять вспоминались прогулки по старому Городу. Жаркий солнечный день. Дверь, нагретая солнцем. И пыль на ладони. И тень на стене. Оглушительная тишина...

...Дверь, которую нам никогда не открыть. Дверь в то время, когда Город не знал нас, потому что нас не было. Когда улицы были булыжные, а по ним проезжали извозчики и проходили какие-то люди, непохожие на современных. Когда наш профессор был маленьким мальчиком, а по дворам ходил старый шарманщик, и под ноги ему летели звонкие монеты и золотые листья...

Ксения РОМАНОВА

P.S. Телефон музея граммофонов в Санкт-Петербурге: (812) 346-09-51.

| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

Спаси вас Господи!

Все права на материалы, находящиеся на сайте VZOV.RU, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на VZOV.RU обязательна.

Адрес электронной почты редакции газеты: mail@vzov.ru

Начало Карта сайта Контакты Архив Наверх