Булат Окуджава:

...Я плачу, молюсь и спасаюсь!

Я сидела в третьем ряду партера и смотрела на лица людей, поднимавшихся на подмостки. Растерянные, печальные, они были красивы, эти лица. Красивы и благородны. Это была та часть России, для которой писал и пел Булат долгие годы. Я подумала, что эти люди наверняка были у Белого дома в августе 1991-го, собирались на многолюдные митинги, которые в то время так радовали Булата. Ведь нам казалось, что время плена, гнёта и лжи невозвратимо.

Прощание с Булатом сопровождалось его тихим пением, видимо, за кулисами стоял магнитофон...

Он любил подшучивать над собой и никогда не обижался, если кто-либо из друзей или близких подшучивал над ним. Самоирония не умолкала в нём. Но однажды я увидела его плачущим. В то лето, как обычно, я жила в переделкинском Доме творчества, и, как обычно, Булат или его жена Ольга приезжали за мной и везли меня к ним на дачу.

Но в тот день — это было примерно за год до смерти Булата — мы оказались с ним вдвоём в его кабинете, где теперь расположен Музей Булата Окуджавы. Я вспомнила, что как раз в это время должен быть показан по телевидению фильм «Список Шиндлера». Булат включил телевизор.

В тот вечер мы ни о чём не говорили, мы сидели в полутёмной комнате, смотрели фильм и плакали...

Его концерты сопровождались бурными аплодисментами, он был нужен нам, а мы — ему. Там, на концертах, и возникало единство меж поэтом и аудиторией, знавшей наизусть многие его песни и заказывавшей поэту их исполнение. Но был, был один-единственный концерт, который оставил после себя горечь.

Это было в самом начале «концертной жизни» Булата: в Дом кино пригласили начинающего поэта. Пригласили и не признали. А он пришёл с мамой, хотел обрадовать суровую, пережившую много горя Ашхен Степановну. Булата не приняла, не поняла та «сытая» аудитория.

Больше он никогда не пел в таких аудиториях. Почему «сытая»? Потому что богатая. Дом кино посещала, как правило, особая публика, хорошо «прижившаяся» к власти. Это была «советская элита». Но Окуджава никогда не сочинял для элиты. В ту пору он писал сентиментальные стихи, где напоминал слушателям о том, «как много, представьте себе, доброты в молчаньи»...

Вскоре Булат стал писать песни для фильмов. Он дружил и работал с кинорежиссёром Владимиром Мотылём. Окуджава писал песни для его фильмов «Белое солнце пустыни» и «Женя, Женечка и “катюша”». И даже снялся в фильме «Женя, Женечка и “катюша”». Написал он песню и для режиссёра Андрея Смирнова, прозвучавшую в его фильме «Белорусский вокзал».

Время диктовало не только содержание новых стихов, но и необходимость сочинения новых мелодий. И если в раннем периоде творчества появилась шуточная песенка о бумажном солдатике, то в шестидесятые годы, уже в конце их, родилась песня «Возьмёмся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке». Песни о любви к друзьям («Виноградную косточку в тёплую землю зарою...») сменялись шуточными песнями или романсами.

Семью Окуджавы «выкашивал» террор 30-х годов. И, словно бы вопреки этой трагедии, в подростке, а затем юноше Булате рождаются жажда добра и надежда. Это была милость Божия, конечно же, незаметная и не до конца осознанная. Бог действует в мире и в каждом человеке, если Он посеял в нём жажду добра и сострадания.

Перечитывая написанное Булатом Окуджавой уже теперь, после его кончины, прослушивая плёнки с записями песен, вспоминая наши с ним разговоры о христианстве, о Боге, я услышала в его творчестве веру, в которой он никогда не признавался. Возможно, это была вера неосознанная, тайная, называемая другими именами, но ощущаемая в том свете, что изливается из творчества. Возможно, он не знал, что такое Церковь, но знал Бога и не случайно писал:

Я не очень коротко знал Булата, был вместе с ним в одной творческой поездке по Болгарии, в Москве мимоходом встречался. Он был ко мне приветлив, обнимет, лбом в лоб, накоротко ткнётся: «Жив? Ну и слава Богу! А о здоровье не спрашиваю. Наше здоровье не в наших руках».
Однажды прислал мне большую, хорошо изданную книгу со своими песнями и нотами к ним. Я был не только удивлён, но и потрясён тем, что половина песен из этой книжки уже считается народными. Его проводили и оплакали многие друзья, товарищи, почитатели таланта. Но более всех, искреннее всех горевала о нём провинциальная интеллигенция — учителя, врачи сельские, газетчики, жители и служители городских окраин, которые чтут и помнят не только родство, но и певца, посланного Богом для утешения и просветления вечно тоскующей о чём-то русской души.

До Булата Окуджавы усилиями нашего официального искусства частная жизнь человека рассматривалась как нечто мелкое и даже несколько постыдное. И вдруг пришёл человек, который своими песнями доказал, что всё, о чём наши люди говорят на кухнях, говорят в узком кругу или думают во время ночной бессонницы, и есть самое главное. Его песням свойственна такая высочайшая лирическая интимность, что, даже когда он исполнял их в переполненном зале, казалось, он напевает тебе лично.
Как где-то сказано у Достоевского, у человека всегда должен быть дом, куда можно пойти. В самые безнадёжные времена таким домом для нас были песни Булата. Печаль в искусстве, которая понимает и отражает нашу жизненную печаль, есть бодрящая печаль. В этом смысле Булат Окуджава был нашим великим общенародным утешителем. Цель искусства в конечном итоге — утешение.

Окуджава не был пламенным борцом или потрясателем основ, и не будем приписывать ему лишнего. Но почему-то его песни очень беспокоили коммунистических идеологов. На закате своего владычества советские власти, не сумев справиться с магнитофонным бумом, вынужденно признали или полупризнали его и Высоцкого (Кима и Галича позже) и даже выпускали время от времени на Запад как конвертируемый валютный товар. Но всем было понятно, что песни Окуджавы мало совместимы с режимом. Больше того, они разрушали режим гораздо серьёзнее, чем многие самые гневные и прямые разоблачения...
А всё началось с того, что когда-то вышел к публике с гитарой и, перебирая струны, заговорил простым человеческим языком: за что ж вы Ваньку-то Морозова? Тогда власти сразу забеспокоились: что это за вопросы и почему в такой форме?

Творчество Булата заполнено религиозными символами, поющими его голосом на разные голоса. С религиозной, церковной стороны это может казаться косноязычием, но ведь и Моисей был косноязычен.
Самое же главное состоит в том, что с артистической стороны эти символы звучат чистым серебром. ... Он, в отличие от мрачных ортодоксов, полагающих искусство ересью, считал свою игру, как и всякую игру со словом, с красками и всем прочим, промыслом Божьим, считал, что он должен до конца играть в своём искусстве, зарывать свою виноградную косточку, прививать лозу, «а иначе зачем на земле этой вечной живу?»...

Как Вергилий в «Божественной комедии» у Данте, он, язычник, провёл нас через ад и подвёл почти что к тому порогу, где ждёт нас Христос...
...Его «Молитву» повторяли тысячи людей, никогда не умевших молиться и не открывавших Евангелие...
«Одна морковь с заброшенного огорода» — так называется лучшее, быть может, стихотворение Б. Окуджавы о войне. Здесь говорится о том, как пехотные ребята нашли у разрушенной хаты всего лишь одну морковку — «на сто ртов одна морковь — пустяк»... Но что было дальше?

Мы морковь по-братски разделили,
И она кричала на зубах...
Шла война, и кровь лилась рекою.
В грозной битве рота полегла.
О природа, ты ж одной морковью,
Как Христос, насытить нас смогла!
И наверно, уцелела б рота,
Если в тот последний смертный час
Ты одной любовью, о природа,
Как Христос, насытила бы нас!

Мне слышится в этих стихах тоска по Евхаристии, о которой ни сам поэт, ни его герои ничего не знают и, скорее всего, никогда не слыхали. И не только тоска, но и какое-то парадоксальное прикосновение к таинству в условиях, когда это, казалось бы, невозможно.

Христос входит в нашу жизнь не благодаря, а... вопреки обстоятельствам. В Себе Он соединяет людей не в тех случаях, когда это возможно, а — если у них есть жажда этого. Не зная и даже не догадываясь об этом, Булат Окуджава стал свидетелем того, как действует в нас Христос.

	Другие статьи в этом номере:
	Уличные дети Санкт-Петербурга пишут Богу    Общение с Богом продлевает жизнь    Ты сними, сними меня, фотограф!...    Ответы на вопросы читателей    Нам пишут    Ищу я тебя по свету... (доска объявлений)