|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
А потом Оля подросла, и многое изменилось. Володя не стесняется рассказывать, что дочка привела его к Богу. В 1997-м году мы пошли на курсы оглашения, начали всей семьёй молиться. У Оли в шесть лет была очень интересная молитва: «Господи, я благодарю Тебя за жизнь, которую Ты мне даровал. Я благодарю Тебя за маму, за папу!» Это было удивительно! Я всё думала, что надо дочку по святым местам повозить, к каким-нибудь целителям: по разным больницам уже наездились. Чего я только не прошла, чтобы её вылечить. А она выросла, стала раскрываться, показывать мне другую сторону жизни, то, как жизнь прекрасна. Четыре года назад Оля уехала учиться в Прагу, мы с Володей поехали вместе с ней и провели там 10 дней. Помогали изучать дорогу от университета до общежития, маршруты трамваев, метро… Тяжёлым был момент, когда мы оставили её одну. Но когда она сказала, что в следующем семестре собирается уехать в Гамбург, а до этого брала сама билеты на автобус и ездила в Дрезден, в Берлин, я всё поняла. Оля стала свободной! Мы поняли, что она выросла. А ресурс заботы у нас ещё остался. Лёша вырос, Ваня женился, и заботиться стало не о ком… Посмотреть взглядом мамыБывало, Оля маленькая заходит в троллейбус и спрашивает меня: «Мама, а почему здесь люди не разговаривают между собой? Почему ты не здороваешься с ними?» У неё было удивительное ощущение единства. У неё нет зрения, она не видит реакцию людей, но говорит, что ей кажется, как будто на неё все смотрят глазами мамы, или бабушки, или папы… И вот мне захотелось так же посмотреть на другого слепого ребёнка: не как уставшая нянечка в детском доме, а взглядом мамы — как на самого красивого и любимого.Мы себя не чувствовали молодыми и решили взять из детского дома подростка. Почти три года назад, весной, я пошла на консультацию в организацию «Родительский мост», где готовят к усыновлению, и рассказала о нашем желании принять в семью слабовидящую девочку. Но одновременно мы узнали о темнокожей девочке, которой скоро исполнится 5 лет и её переведут в детский дом. У неё есть мама, которая сейчас живёт в Судане, собирается эмигрировать в Америку и забрать дочку… В общем, к лету у нас уже жила принцесса Лионетта. Крестили Елизаветой. Мы называем её Лизой, в Доме ребёнка её звали Линой, кровная мама называла Лёлей. Как ей самой нравится себя называть, мы пока не поняли, она ещё только учится говорить. Принцесса — потому что её папа из Сьерра-Леоне, он королевских кровей, а познакомился с мамой нашей Лизы, когда они оба были студентами в Петербурге. И сейчас из-за гражданской войны в Судане, из-за культурных традиций, которые не позволяют женщине привезти ребёнка, рождённого вне брака, из-за ограничения эмиграции в США и других личных причин шансы на то, что кровная мама сможет забрать Лизу, невелики.
Меня спрашивали: «Как вы отнесётесь к тому, что у ребёнка будет другой цвет кожи?» После того как я пережила рождение слепого ребёнка, какая мне разница, какого он цвета?! Это совсем не проблема! Гораздо более серьёзной проблемой было то, что девочку надо взять на время, а потом отдать кровной маме. Знакомиться в Дом ребёнка мы поехали втроём, вместе с сыном Лёшей. Лёша стал играть на пианино, мы с Лизой — танцевать. Затем было знакомство с её кровной мамой, которая специально для этого примчалась из Судана и обещала, что через 8 месяцев, максимум год, она заберёт дочку… Так сложилось, что в это же время друзья-волонтёры прислали мне фото 11-летней Карины, которая очень плохо видит и которую вернули из двух приёмных семей. Я ответила, что у нас уже есть ребёнок. Оформляя документы на Лизу, мы боялись даже заикнуться нашим сопровождающим специалистам о том, что у нас на примете есть ещё одна девочка. Но когда получили заключение на Лизу, остался один день, в который мы могли бы съездить в Псков встретиться с Кариной. И мы решились. Позвонили в Псков, нам объяснили, что вообще-то так не делается, но направление на знакомство с Кариной в опеке дали. Мы взяли Карину на гостевую форму семейного устройства, потом уже оформили опеку. По дороге из Пскова позвонили Лёше и сказали, что едем вместе с девочкой, но не Лизой. И просим его переехать в другую комнату, а в его будет жить Карина (по дороге мы поняли, что ей безопаснее будет в его комнате). И пока мы ехали из Пскова, он сделал перестановку, перенёс свои вещи! Вот так всё бегом сложилось. «Их агрессия, как и любовь, — адресованы не мне»Первое, с чем мы столкнулись, — это агрессивность. Как рассказывают психологи, приёмные дети часто провоцируют родителей воспроизводить те ситуации, в которых им было больно, для того чтобы на этот раз выйти из них победителями. Непросто было понять, что боль, злость, агрессия, направленные на меня, — на самом деле адресованы не мне. Но ещё тяжелее было понять, что проявление любви — когда они обнимаются, целуются, ласкаются — это тоже ещё не для меня. Это трудно! Кажется, что кошмар отходит на второй план, истерики утихают, ночи становятся спокойнее, появляется ласковость, но эта ласка — тоже то, что им надо «отработать», как и выплески агрессии.Когда случается какая-то внезапная ситуация, например, на улице резко останавливается машина, раздаётся визг тормозов, — ребёнок пугается и бежит от меня, а не ко мне! То есть не ищет у меня защиты, не тыкается в меня. Карина уже может сказать «ой, мама!» и ко мне прижаться, а Лиза — нет. И даже когда она ко мне подходит, забирается на колени, смотрит в глаза, я знаю, что она и со многими другими так себя ведёт. Она хочет, чтобы я её обняла, и тут же вырывается, словно её внутри что-то раздирает. Мы называем это состояние «стой-иди сюда». И Лиза, и Карина с самого начала больше доверяли Володе, чем мне. Первые месяцы были самыми трудными. Чтобы передохнуть, я уходила в магазин часа на три и что-то покупала-покупала, ходила кругами… Это состояние дезориентации. Невозможно было спать, невозможно было что-то делать. Прихожане радовались девочкам: ой, какие хорошие! Все нас обнимали, дарили какие-то подарочки, приносили вещи для детей. Было ощущение, что в нас верят, верят в наших детей, даже когда у меня этой веры было мало. Девочки бегут в приходскую общину, им там хорошо, их там любят. И я приходила в собор и выдыхала. Вроде не всё так страшно, всё нормально. Спасибо за это всем огромное! Карина была уверена, что мы отдадим её обратно в детдом
От Карины отказалась кровная мама, и два раза её возвращали из приёмных семей, мы стали для неё четвёртой семьёй. Московская приёмная мама Карины нашла нас ещё летом. Она увидела, что девочка пропала из базы, и позвонила в детский дом, чтобы узнать, где она теперь. Она рассказала, какие были сделаны Карине операции в Москве и какие анализы надо делать, на что обращать внимание. Объяснила, что они ничего не знали о расстройстве привязанности и в какой-то момент не справились, семья не выдержала. Карина называла её мамой. Меня только недавно стала так называть, а раньше «Саша» или просто «ты», она и Володю долгое время избегала как-то называть. Когда мы взяли Карину, то рассказали ей про Лизу, объяснили, что сейчас готовятся документы, а потом мы её заберём. Карина была абсолютно уверена в том, что мы отдадим её обратно в детдом, как только заберём Лизу. Она прямо так нам и говорила: «Вот вы её заберёте, а меня отдадите». Всё время собирала чемоданы. И до сих пор у неё такое бывает. Я наглажу её одежду, повешу в шкаф, а утром смотрю — всё перевёрнуто. Она каждую ночь вставала и трогала, перебирала вещи, а обратно так же аккуратно повесить не могла. Сейчас уже не каждую ночь так делает. Спрашивает: «Это всё моё?» У неё никогда не было такого количества своих вещей. На прошлый Новый год благотворительный фонд «Родительский мост» подарил ей мобильный телефон для слепых, она спрашивает: «Когда я поеду в детский дом, можно я его с собой заберу?..» Никак было с этим состоянием не справиться. И мы поняли, что надо усыновлять, чтобы у неё был шанс отпустить этот страх.
Потом я узнала, что кровная мама Карины умерла. Через соцсети нашли телефон её близкой подруги, с которой она вместе росла в детском доме. Оказалось, что Каринину маму когда-то забрал к себе священник, отец Павел Адельгейм, она жила у него, получила профессию повара, получила жильё в Пскове, которое потом утратила, он нашёл её кровную маму, которая её не приняла… Вот какая история: оказалось, наш ребёнок был у отца Павла! Мы показали Карине фотографию отца Павла и матушки Веры, рассказали, что они тоже её родственники, потому что приняли её маму. И я очень хочу съездить в Псков, пообщаться с матушкой Верой. Сейчас Карина учится в школе со слепыми детьми без умственной отсталости, в той же школе, в которой училась Оля. Мы стремились к этому, хотя у неё после детдома было множество диагнозов. Карина всё время натыкается на стены, на двери, она плохо ощущает границы своего тела, потому что её никто достаточно не любил, не обнимал. Лучше ощущать себя телесно ей помогают занятия плаванием, и ей они нравятся. Она научилась сама ездить в школу на общественном транспорте, сама в воскресенье бегает в храм, а мы с Лизой попозже приходим к причастию. Мы засекали Лизины истерики по часамЛиза ходит в специальную группу детского сада для детей со сложной структурой дефекта (у неё задержка речевого и психоэмоционального развития, расстройство аутистического спектра), во время прогулок и общих занятий их объединяют с детьми из обычной группы. Дети в садике нормально относятся к Лизе, потому что воспитатели им объясняют, что кожа у людей бывает разного цвета. А в развивающем центре один мальчик подошёл к Лизе и стал её трогать пальчиком, другой пытался её поймать и облизать, а она убегала. Конечно, и на улице дети оглядываются на неё.
Лиза строптивая, ей трудно слушаться. Часто всё делает наоборот. Сейчас у неё такой период, когда она начинает ощущать себя. Прекратились бессмысленные истерики, которые раньше случались каждые два часа, мы прямо по часам засекали! Африканские гены, конечно, проявляются. Лиза весёлая, красивая и сильная. Осенью мы ходили с ней пешком на занятия в логопедический центр. Идём за ручку, всё хорошо. Вижу детскую площадку с качелями, один раз попробовала зайти, Лиза меня буквально вытолкала оттуда. Похожие качели были в доме ребёнка, и ей туда совсем не хочется. Каждый раз, когда мы проходим мимо какой-нибудь площадки за забором, она крепко берёт меня за руку и уводит, прямо бедром толкает подальше от входа. Когда просто идём за руку, ей хорошо, она абсолютно счастлива, напевает, скачет вприпрыжку. Карина имеет на неё особое влияние. Ей нравится, что у неё есть сестрёнка и что она у Лизы единственная. Лиза любит приезжать к Карине в школу и ждать её там, бегать по рекреации. Мы вместе ходим на дни рождения к Карининым одноклассникам. Карина очень горда тем, что у неё есть младшая сестра. «Третий год пошёл, а я только начинаю приходить в себя»Когда я начинаю осмыслять, что мы сделали, вижу много ошибок, надо было по-другому. Но уж как получилось. Поначалу, когда становилось совсем тяжело, Володя брал девочек и уезжал на дачу. Сначала он пытался отправлять на дачу меня, а сам оставался с дочками в квартире, но я была в таком состоянии, что лучше было оставить меня там, где я есть. Состояние стагнации, когда ничего не можешь делать, ничего не соображаешь. Есть ожидания, которые я даже не осознаю, но то, что получается, не вписывается ни в какие ожидания.Понадобилось полтора года, чтобы бесконечные Лизины истерики прекратились. Однажды мы заметили, что уже неделю нет истерик, две недели. Через два месяца после этого решились устроить Лизу в детский сад: с ней необходимо было заниматься специалистам, — и начался новый виток! Это было намного тяжелее, появилось ощущение фиаско: ничего не получается. Слава Богу, через три месяца истерики снова прекратились. Теперь они время от времени возвращаются, но мы учимся справляться с такими состояниями. Приёмным детям особенно важно ощущение защиты. Приёмная мама должна показывать, что она сильная. Нельзя обнажать слабость, потому что им и так страшно. Я чувствую порой, что девочки борются со мной. И когда они не могут меня побороть и отступают, им хорошо. Они словно специально испытывают меня: сильная/несильная, отдаст/не отдаст, справится/не справится. Я чувствую, что им нельзя показать слабину. Кровным я могла сказать: почему вы меня не жалеете? А приёмным — нет. Они ещё не понимают, как это — жалеть, им пока нечем жалеть. Важна чёткость, строгость и понятность. К сожалению, мне трудно быть такой. Если бы мне заранее сказали, что мне надо будет такие качества в себе воспитывать и проявлять, я бы ещё подумала, соглашаться ли на это. Чему эти два года и две девчонки нас научилиТому, что я совсем не такая, как привыкла о себе думать. Я встретилась с собой, со своей яростью и беззащитностью, научилась просить у мужа помощи и принимать её в любом виде. А не так, как было раньше: если уж я снизойду до того, чтобы попросить о помощи, то требую, чтобы он это сделал ровно так, как я хочу. Теперь я рада любой его идее и подсказке. Мы стали очень послушными и перестали думать, что мы хозяева положения.Меня поддерживает литургия каждое воскресенье. Ещё мне важно, что я два раза в неделю хожу на работу в университет. Поначалу я хотела уволиться, но сейчас рада, что у меня есть два дня, когда я могу вырваться из домашнего быта и переключиться на роль преподавателя. Иначе можно просто свихнуться. Ещё поддерживает то, что нас принимают в храме. Даже если Лиза кричит и ругается посреди службы, всё равно я чувствую принятие наших детей. Мы словно погружаемся в любовь. Я ощущаю, как о нас молятся. Когда надо было собрать на лечение сто тысяч рублей — собрали очень быстро. Наша Лизка — дочь полка!Конечно, моменты, когда хотелось объявить «стоп, игра», тоже были. Особенно в первые полтора года. При этом мы точно знали, что мы по молитве всё это делаем. Нет сил. Ну, как нет? Бог даст. Есть ощущение, что мы на своем месте. Конечно, это тяжело, невероятный труд и неизвестность. Но мы чувствуем, что есть на это Божье благословение. Дети, с которыми можно свихнуться, но они для нас — чтобы нам не свихнуться! Часто это жизнь на грани. Когда иду с Лизой по улице, вижу, что все на меня оглядываются, и думаю: что со мной не так? А-а-а, это ж я с Лизой иду! Но я, правда, не могу представить, как бы мы жили без Лизы и Карины.
Рассказывает Отец Владимир: «Быть просто папой или приёмным папой — отличается принципиально. Всё началось с Сашиного желания. Это была её инициатива, многое в нашей семье начиналось с её подачи. У неё было ощущение неудовлетворённости своими возможностями и возможностями нашей семьи, хотелось чем-то ещё послужить Богу. Она почувствовала, что наступил подходящий момент для принятия детей. Быть просто папой или приёмным папой — отличается принципиально. Я тут недавно понял, что не одинаково относился к старшим сыну и дочери, к сыну был строже, требовательнее, и сейчас вижу, что к двум приёмным детям я тоже по-разному отношусь. К Карине у меня достаточно ровное отношение, но с ней я не могу пережить то, что переживал со своей дочерью Олей. Любви не хватает, наверное, это надо признавать. С Лизой у меня складывается другой, более тёплый контакт. Может, потому что она младше, может, потому что проблем у неё больше, но есть ощущение большей близости. Выбор детей у нас произошёл странно. Первое решение было по поводу Лионетты, но взяли мы первой Карину. Лионетту мы брали осознанно, готовились к этому, а Карину несколько спонтанно. С Кариной я был скорее наблюдателем и ведомым. Ориентировался на жену, её внутренние реакции, у меня самого внутреннего голоса в этой ситуации не было, мужчинам всё это сложнее, они не такие эмоциональные. Слова «мама», «папа» дети поначалу не произносили. Карине мы говорили, что она может называть нас по имени. С Лизой после консультаций с разными психологами мы пришли к выводу, что для неё принципиально важна стабильность. Либо пусть её кровные родители прямо сейчас забирают и уезжают, либо мы принимаем то, что она у нас до взрослого возраста. Саше было, мне кажется, сложнее принять это решение. Она долго старалась держать дистанцию, так как изначально предполагалось, что надо будет расставаться, а потом стало ясно, что этого может не произойти и надо переходить в другой режим отношений. Тогда мы решили покрестить Лионетту. Изначально мы не хотели, чтобы у девочки потом были проблемы: как ей жить крещёной в мусульманской семье? Когда поняли, что она надолго останется у нас, согласовали это с её кровной мамой. В крещении она Елизавета. Сейчас мы поддерживаем контакт с Лизиной мамой, ждём инициативы с её стороны, но она редко проявляется. Иногда я что-то посылаю ей в мессенджере, чтобы она видела, как Лиза растёт, какие происходят изменения. Жизнь научила отметать «если бы да кабы». Я живу по принципу: сделал, значит, сделал. Без надежды на Бога всё это нереально. Момент Божьего благословения имеет принципиальное значение, так как это помощь, которую мы постоянно получаем. Мы чувствуем отзывчивость братьев и сестёр на приходе, преподавателей воскресной школы. Мы чувствуем совершенно немотивированную любовь, которая оказывается и нам, и детям. Без надежды на Бога всё это нереально и может стать большой тяжестью. Легко замкнуться, часто случаются возвраты детей, когда люди понимают, что им не хватает сил, нет источника, из которого они могли бы их черпать. Думаю, большую роль в нашем решении сыграло то, что в нашем приходе достаточно много родителей с приёмными детьми, есть приёмные дети с особенностями развития. Общение с ними для меня ценный опыт — и как для папы, и как для священника. Наверное, нам с Сашей стало слишком спокойно и понятно жить, при этом силы, опыт и возможности ещё были. Она почувствовала, что есть для нас вот такой путь, а я это почувствовал не сразу. Я человек инерционный: долго запрягаю, но если запряг, то уже поехали, будем пахать! Записала Ирина Левина (Печатается в сокращении) Полная версия на сайте: «Матроны. Ру.» Фотографии Рима Шагапова, Леси Мельник и из архива семьи Коваль-Зайцевых | К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |
|
|
