 |
| К оглавлению
| К предыдущей странице
| К следующей странице |
Василий Герелло: «Моя главная задача — радовать людей!»
ГОВОРЯТ, ТАЛАНТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК ТАЛАНТЛИВ ВО ВСЁМ. Это в полной мере относится к знаменитому оперному певцу, ведущему солисту Мариинского театра, народному артисту России Василию Герелло. Постановки и концерты с его участием проходят при полных аншлагах. При этом он остаётся весьма скромным человеком. Мы встретились, чтобы выяснить, в чём заключается секрет его неизменной харизмы и внутреннего обаяния. И вот какой у нас получился разговор.
Главное — не строить из себя крутого перца!
— Василий Георгиевич, вы получаете множество предложений о выступлениях, бывает ли, что от каких-то отказываетесь?
— Не надо Георгиевич, можно просто по имени, без официоза. Конечно, если формат мероприятия меня смущает. Я разорвал, к примеру, контракт на концерт в одной европейской столице, когда понял, что имею дело с содомитами. Понёс убытки, но принципы свои не нарушил. Также отказываю режиссёрам, которые занимаются ерундой. Если они, ставя Чайковского, издеваются над русской культурой, над музыкой русских композиторов, над Пушкиным, я говорю: «Спасибо большое за доверие, но петь в ваших постановках я не буду». Мои контракты стоят больших денег, но я разрываю их всё равно.
— Но при этом вы ведь даёте много благотворительных концертов?
— Да, у нас в стране я зачастую сам выхожу с предложениями об организации того или иного концерта, как это было в своё время с традиционными уже выступлениями в честь Дня Победы на Исаакиевской площади. Сам предложил когда-то, теперь каждый год сам всё организую, сам и плачу за всё. Инициатива наказуема... (Улыбается).
— Но вы также часто выступаете в колониях?
— Выступаю. Я вышел несколько лет назад на руководство ФСИН (Федеральная служба исполнения наказаний — ред.). Пришёл к генералу Потапенко, это очень уважаемый мной человек. Говорю: «Игорь Васильевич, у нас сейчас Пасха. Давай я поеду по тюрьмам!» Что бы ни говорили, а там не сладко. Я знаю, что многие приходят порой к Богу именно в местах не столь отдалённых. Приехал к ребятам-рецидивистам, стал петь им военные песни. А потом смотрю, на сцене какие-то инструменты стоят. Спрашиваю: «Кто из вас играет на них? Выходите на сцену, вместе выступим!» Вышли. Спрашиваю у них, кто и за что сидит? Оказались, у всех большие сроки. Джазмены такие... Ну, ничего, выступили с ними. Попел и пошёл в зал, как всегда. Только хотел со сцены сойти, ребята-охранники перепугались, потому что знают, кто в зале находится. Но я всё равно пошёл и не боялся, что у них там кто-то болен или опасен. Я их прекрасно воспринимаю, и они меня, хотя там есть убийцы и бандиты. А я знаю, что с людьми всякое бывает. И в Крестах, и в других лагерях и тюрьмах, где я пел, пою, и ещё буду петь, сидят всякие люди. Многие просто оступились.
— А как всё-таки преодолеть в себе страх? Опасность и риск всё же есть!
— Там самое главное — не строить из себя крутого перца, не изображать, что ты — большой напыщенный индюк. Именно там, кстати, я по-настоящему понял, что от тюрьмы и от сумы никому нельзя зарекаться. Приехал я однажды в женскую колонию. Смотрю, в первом ряду сидит девушка. Лицо какое-то знакомое. Потом вспомнил: мы же учились вместе в консерватории! Девушка из профессорской семьи, сидит за убийство: мужа зарезала! Так что никто не знает, как человеческая судьба повернётся.
Не надо ничего бояться!
 |
9 МАЯ 2017 Г. Во время концерта на Исаакиевской площади
| |
— Василий, на всех концертах вы всегда выходите петь в зал, к зрителям.
— Хожу. И не могу не ходить.
— Это у вас потребность, чтобы зрителя лучше чувствовать, или это артистический приём?
— Да какой там артистический приём! У меня это происходит на бессознательном уровне! Я даже целую сидящих в зале женщин, в щёчку, конечно! Мне говорят: «Ну, как ты можешь всех целовать, а вдруг больные есть среди них?» Я говорю: «Но ведь эти люди пришли ко мне на концерт, деньги за билеты заплатили! Как я могу бояться их?» Это всё равно что прийти в храм и бояться поцеловать икону: трут её, прежде чем приложиться. Лучше не ходить тогда в церковь. Не надо ничего бояться! Что будет, то будет.
— Вы так поступаете и на зарубежных концертах?
— Везде, где есть такая возможность. Только в опере, естественно, в зал не выхожу!
— За рубежом ваши выходы к зрителям тоже «на ура» воспринимают?
— Фантастически воспринимают! В прошлом году я пел накануне Дня Победы в Австрии, в Вене. Я даже надел на левый лацкан пиджака георгиевскую ленточку. Как раз вся эта истерия началась против нас. Все всего боялись. А я сказал про себя: «Не дождётесь!» И принимали меня там здорово! Никаких проблем не было.
Пение в храме — это зов души
 |
С ДИРИЖЁРОМ Юрием Темиркановым и пианистом Денисом Мацуевым
| |
— О вас писали, что когда вы приехали в Ленинград и поступили в консерваторию, то уже студентом знали, что будете петь в театре, который расположен напротив вашего учебного заведения.
— Так и случилось. Ещё студентом 4-го курса я прошёл прослушивание у маэстро Валерия Гергиева, и меня приняли в Мариинский театр. Мне сразу дали возможность дебютировать в роли Валентина — главного героя «Фауста». Потом Маэстро предложил исполнить главные партии в операх «Дон Карлос», «Травиата», «Евгений Онегин», «Пиковая Дама».
— Рядом с консерваторией находится Никольский собор. Заходили туда во время учёбы?
— И не просто заходил. Бывал там часто, когда учился. Как и многие студенты, я ещё и пел в церковном хоре. И не в одном, а в разных храмах.
— Вы знаете литургию?
— Конечно! Я думаю, что многие студенты-вокалисты поют в храмах. Во-первых, это заработок, а во-вторых, и это самое главное — это зов души.
— Я знаю, вы начинали петь в церковном хоре ещё у себя на родине...
— Да, с детства мы всей семьёй ходили в церковь на все праздники, и я, конечно, пел в хоре. А ещё ходил с гармошкой и колядовал. У нас на западной Украине, где я родился и вырос (я родом из Черновцов), вокруг церковных праздников строился весь семейный быт. Голос и умение играть на разных инструментах приносили ещё и дополнительный доход. Будучи подростком, я ходил по деревням с аккордеоном, играл и пел на свадьбах, потом на дискотеках. На одной из них уже юношей я и встретил любовь своей жизни — жену Алёну.
— У вас счастливая семья, прекрасная жена, сын. А что такое любовь для вас?
— На 300% — это понимание, преданность и уважение личности другого человека. Семья должна быть как одно целое. Не нужно бояться уступать. Уступать — значит уважать. Весь этот эгоизм, эго своё нужно засунуть как можно подальше! Потому что все страдают от своего эгоизма. Войны страшные, раздоры — всё из-за этого! Самовлюблённость, гордыня — это большая беда, и, чтобы избежать её, мы должны совершенствоваться, идти вперёд.
Никто не может просчитать русскую душу
 |
ОПЕРА ВЕРДИ «ТРАВИАТА». В. Герелло (Жорж Жермон), А. Нетребко (Виолетта)
| |
— Василий, вы участвовали в постановке оперного спектакля «Война и мир» в Париже.
— Да. Его ставила итальянка Франческа Замбелло.
— И вы там партию Наполеона исполняли?
— Конечно. Ну, кого ж ещё? (Смеётся).
— Интересно, а каково вам было в роли этого человека, вжились вы в неё?
— Конечно! Главное — выйти из роли. А то тебя ждёт палата номер 6. Потому что есть такие артисты, которые так вживаются в роль, что потом не выходят из неё. Это опасная вещь.
— Интересно, а кого вам легче играть: положительных или отрицательных героев? Вот, будучи ещё студентом, вы спели партию Фигаро в «Севильском цирюльнике». Наверное, это органичная для вас роль: «Фигаро здесь, Фигаро там...» Вы до сих пор включаете эту арию во многие концерты.
— Да, мне нравится партия Фигаро и сам герой оперы. Но послушайте, у меня ведь такая профессия, что я должен легко вживаться в любые роли. Но они никак не могут становиться частью меня!
— Хорошо. Вжившись в роль Наполеона, смогли вы всё-таки разгадать эту личность? Почему, по-вашему, он пошёл на нас войной?
— Наполеон — мощный человек, он даже где-то гений, но он не до конца просчитал нас. Никто не может просчитать до конца русскую душу. В нас заложен такой код зашифрованный — невозможно его расшифровать. Все зубы о нас ломают, потому что они никак не могут понять нашей логики. И не поймут. Русскую душу могут понять только русские люди, вот так сидя друг с другом, дома, на кухне...
Ни дня без пения!
— Василий, вы часто говорите, что ваш голос — это всего лишь две маленьких связочки, которые надо беречь, к тому же голос — кормилец ваш. А с другой стороны, вы совершенно не бережёте его. Поёте на площадях, на стадионах, на кораблях, в снегах Антарктиды, на Северном флоте. Вы даже неделю отдыха не можете себе позволить?
— Какую неделю, я и дня не могу прожить без пения! Я не знаю, что такое наркомания, но, наверное, можно сказать, что я такой вокальный наркоман. И даже если у меня нет никаких выступлений, я всё равно сажусь с утра за рояль и пою, репетирую, разрабатываю связки. Это же мышцы, и они должны быть всегда в тонусе. А если я отдохну неделю, то потом буду вдвое дольше голос в рабочее состояние возвращать. И я не кутаюсь постоянно, как некоторые мои коллеги. У меня даже шапки и шарфа нет. При этом пью воду со льдом. Правда, не курю, и самый крепкий напиток, который я могу себе позволить — вода с газом.
— И, тем не менее, голос вас не подводит.
— Слава Тебе, Господи! Пою всю жизнь, сколько себя помню, каждый Божий день!
— Получается, вы пленник своего голоса?
— Да. Но это прекрасный плен. Я со своим голосом на «ты», потому что мы — одно целое. Бывает, человек говорит, что голос живёт как бы отдельно от него. Это очень странно, такое раздвоение личности. Выступать, петь, дарить людям радость, видеть благодарность в их глазах, слышать аплодисменты — это всё счастье для меня. Но при этом я твёрдо знаю, кому я обязан этим даром! Я каждый день просыпаюсь и начинаю день со слов: «Спасибо, Господи!» Я благодарю Бога за новый день, за то, что мои глаза открыты, что снег идёт.
— Это первое, что вы делаете, встав с постели?
— Да, а затем иду к святым образам и молюсь перед рабочим днём. И без крестного знамения не выхожу из дома. И, конечно же, не выхожу без креста на сцену. Знаете, иногда мне кажется, что я выхожу на сцену и слышу тихий голос Бога: «Ну, давай, Вася, пой!» И я пою, а Он меня слушает. И это ещё более меня вдохновляет. Вечером, перед сном, я анализирую прошедший день, радуюсь, когда удалось кому-то помочь, сделать какое-то доброе дело. И лучше не одно. И снова благодарю Бога за всё!
Главная задача — радовать людей!
 |
С ЖЕНОЙ Алёной
| |
— Как вам удаётся быть таким простым при вашей известности? Я прочитала в одной статье, что однажды после вашего выступления аплодисменты в ваш адрес не умолкали 37 минут. Во всём мире редко найдёшь такую зрительскую любовь!
— Наверное, так происходит от того, что я считаю своей главной задачей радовать людей. Я так это понимаю. А бациллу от звёздной болезни мне привили ещё в семье. Родителей я настолько уважал, что всю жизнь обращался к ним только на «вы». Вы понимаете, что такое Западная Украина, Буковина? Там многие хотели уничтожить веру, но так и не смогли, не получилось. Вы знаете, что очень много священников у нас приехало с Украины? Я общаюсь с духовенством и знаю, что многие из них помогли в своё время отстоять храмы. За то, что их не закрыли, спасибо украинским священникам. И монашествующим землякам, с которыми я встречаюсь на горе Афон!
— Вы и туда ездите?
— Да, часто. Вот сейчас, Бог даст, полечу туда на пару дней с друзьями. У меня есть настоящие, проверенные друзья, которые и в бурю, и в снег, и в зной всегда вместе.
— Это ваши коллеги?
— Нет. Среди коллег тоже есть замечательные друзья, но это такие настоящие, как мы говорим, мужики. Я много дружу с военными. Езжу с ними в горячие точки. Много раз бывал в разных переделках. Очень благодарен этим ребятам. Это мощные люди и большие профессионалы.
Мы все — дети Божии
 |
С СЫНОМ Андреем
| |
— Я знаю, вы были в Сирии, причём ещё раньше Гергиева?
— Намного раньше, и не раз. Там в палатке оборудована православная церковь, где служит наш священник. И ребята приходят туда, молятся, исповедуются, причащаются. Это замечательно!
— А что питает ваш оптимизм? Вы никогда не испытываете депрессий, путешествуя по миру?
— А когда мне депрессировать? Человек, по-моему, сам выдумал себе эту болезнь. От бездеятельности, от бездуховности, от нереализованных амбиций. Из нас делают поколение потребителей. Некоторые, если не удаётся что-то купить, начинают депрессировать. Но это кошмар, ведь, по сути, человеку очень мало надо, вообще почти ничего: стакан воды, да кусочек чёрного хлеба, если будет.
— Я знаю, что вы поёте в разных жанрах...
— Пою и оперу, и эстраду, и камерную музыку, и духовную. В конце апреля пел в Сергиевом Посаде с детишками слепыми и глухими. Исполняли с ними в рамках Пасхального фестиваля «Прощальный час в Иерусалиме». Ко мне обратилась матушка Ефросинья с просьбой записать эту песню. Она с Израиля, из Иерусалима. У нас с ней большие планы, хотим записать много хорошей музыки.
— Духовной?
— Да, настоящей духовной музыки. Мы уже делаем аранжировки для оркестра. Есть ведь люди, которые даже не ходят в церковь. Нужно хотя бы как-то пропагандировать нормальную, здоровую музыку, хорошую литературу, прекрасные фильмы. Потому что содомиты окружили нас со всех сторон, и мы не понимаем, как надо отбиваться от них. Поэтому на всё, что связано с пропагандой доброго и настоящего, откликаюсь.
— Знаю, вы также поёте с церковными хорами.
— Пою со сводным хором нашего духовенства и с хором московского Сретенского монастыря, много езжу по стране. Ещё больше бы ездил, однако пока связан серьёзными зарубежными контрактами. Но при первой возможности откликаюсь на любое предложение петь для наших сограждан. Я всегда готов встретиться, поговорить с народом. Потрясающий у нас русский народ! Тот же горный Алтай, куда я поеду скоро, я у них там почётный гражданин. Там — и алтайцы, и тюркские народы, и русские, и православные, и буддисты. Там все уживаются, никто не ругается. Потрясает, насколько удивительная страна Россия! Столько конфессий, столько национальностей! Все живут дружно, и не дай Бог нам это потерять.
— Вы несёте людям праздник. И везде как дома себя чувствуете?
— Я хочу, чтобы так было. Я и по святым местам много езжу. Помимо Афона, на Валааме бываю, в Иерусалиме, в монастыре Александра Свирского, в Тихвин люблю ездить. Так надо жить, по-моему. Забиться в нору и есть колбасу под одеялом — это не для меня.
Мы один православный народ
— В одном интервью вы сказали, что, если бы вы не были певцом, то могли бы стать батюшкой, священником.
— Мог бы, наверное, но так Бог распорядился, что я стал певцом, артистом. Я мог бы стать ещё шеф-поваром неплохим, я до сих пор хорошо готовлю, и мне это нравится.
— Вы очень любите свою малую родину — Буковину, раньше часто туда летали, а сейчас не можете попасть туда уже более трёх лет...
— Да, потому что три самолёта надо как минимум, чтобы полететь туда, и столько же, чтобы вернуться обратно. Они же отменили все рейсы. Но я как любил свою землю, так и люблю! Там замечательный народ — трудолюбивый, весёлый, дружный. Там остались мои родственники, мои друзья, которые не отвернулись от меня. Вообще, это самый больной вопрос для меня.
— Поддерживаете с ними отношения?
— Каждый день звоню. Поддерживаю. Материально и морально помогаю. Я думаю, что всё наладится там, мы же один народ, православный. Всё там с Божьей помощью встанет на свои места. Жаль, что люди погибают безвинные, очень жаль.
— Ваш прадедушка — неаполитанец, и, по вашим рассказам, именно ему вы обязаны своим музыкальным даром. Вы были первым певцом Мариинского театра, кто исполнил оперу «Травиата» на языке оригинала. Вы для этого специально итальянский язык учили?
— Я знал его. У нас на нём дома говорили так же свободно, как и на русском, украинском и многих других языках. Я, кстати, не только на итальянском говорю, но и на неаполитанском. А это очень тяжёлый язык. Вообще в Прикарпатье такое колоссальное смешение языков! Там и на идиш говорят, и на немецком, на румынском, на французском, на польском, на итальянском, на венгерском языках. Там все языки перемешались так, что порой люди из соседних деревень не понимают друг друга. А вообще я свободно владею пятью языками, что позволяет мне исполнять партии в большинстве известных мировых опер.
Я везде свободен
— Вам наверняка предлагали переехать в другие страны на более выгодные условия. Могли бы согласиться на это, как это сделали Хворостовский, Нетребко?
— Да, предлагали. И гражданство сразу давали — Италия, Канада, США. Но мне столько дала эта страна! Здесь я родился, выучился, здесь все мои близкие. Мне уж лучше здесь делать хорошие дела, на этой земле, а там мы не знаем, что будет. Надо свой путь достойно пройти.
— То есть вы гражданином России себя считаете?
— Вообще-то я своего рода гражданин мира. Но паспорт у меня гражданина России. И я везде свободен, везде чувствую себя нормально, не боюсь ни о чём говорить. В России сейчас больше свободы слова, чем где-либо. Я ехал в одну страну, не буду говорить в какую, с женой. И меня спрашивает их пограничник на контроле: «Вы вдвоём летите?» Я отвечаю с улыбкой: «Втроём». И распахиваю пиджак. А на мне футболка была такая — с портретом Путина на всю грудь. Пограничника аж перекосило. Но пока я через все границы прохожу свободно. Верю, что всё ещё вернётся на круги своя.
— Вы хорошо относитесь к руководителю нашей страны?
— Я считаю, что у нас хороший рулевой, прекрасный. С большим уважением к президенту отношусь. Замечательный человек. Политик номер один и человек с большой буквы.
— Вы считаете, русофобия — это искусственное явление?
— А вы представляете, какая огромная Россия? Сколько здесь всего? Какая культура, какая история! Столько богатств в недрах у нас! Конечно, они хотят нас разорвать, хотят забрать себе то, что им не принадлежит.
— Судя по вашим интервью, вы большой патриот России.
— Да вы даже не представляете, какой! Я больше здесь делаю, чем те, кто тут родился. Потому что благодарен этой земле, благодарен моим педагогам, профессорам, этому великому городу за то, что я здесь получил и профессию, и зрителей многочисленных. Наконец, у меня прямо вот здесь, рядом с Исаакием и Медным всадником, моя «хатка»...
Всё равно всех люблю!
— В одном интервью вас спросили, какая у вас мечта, а вы сказали — просто жить.
— Только жить, так и есть.
— А что это для вас, расшифруйте?
— Это когда живёшь и кайфуешь (шучу!). Понятно, что нужно не трутнем жить — лежишь, спишь, жрёшь. А каждый день, что прожил, что-то полезное для других сделать. Для своей семьи, для соседей, для любого, даже незнакомого человека. Вот человек, не дай Бог, упал, ты его поднял, перевёл через дорогу — уже хорошо! Мне кажется, так много сейчас у нас людей безответственных. Почему так мало браков, почему молодые не хотят жениться?
— Молодёжь говорит, что у них материальные проблемы...
— Да не материальное это, а духовное. Это всё внутренний мир такой обеднённый. Люди боятся брать на себя ответственность. Особенно мужики некоторые. Но я всё равно всех люблю, потому что со временем многие меняются. В разную сторону могут меняться, но чаще в лучшую, в хорошую.
— Может, у нас просто не на кого равняться?
— Нет, у нас есть на кого равняться. Есть много хороших людей. Я общаюсь, например, с учёными. И не только. Я общаюсь с такими людьми замечательными, потрясающими, которые делают очень много для страны. На моём недавнем концерте в ДК Горького были и космонавты, и подводники, и с других стран люди приехали. Мне это было очень приятно. Я уже, когда пел, со сцены увидел в зале командующего Северным флотом... А вы знаете, как встречаются космонавты и подводники за одним столом, когда поднимают чарку? Подводники говорят космонавтам: «Высокоуважаемые», а те говорят подводникам: «Глубокоуважаемые». Я с этим не раз сталкивался, так как часто бываю на кораблях, а один раз даже пел в подводной лодке.
— Как вы Пасху встретили?
— Как весь православный народ, посетил храм, что на Смоленском кладбище. Я всегда туда хожу.
— Не в Никольский, не в Исаакиевский собор, что ближе к вам?
— Нет. Я прихожанин того храма, где настоятель — отец Виктор Московский. Иногда на подворье Оптиной пустыни хожу. Это такой монашеский храм.
— А кого считаете своим небесным покровителем?
— А вы как думаете? Конечно, Василия Великого. Я и родился в день его памяти — 13 марта. Очень почитаю этого святого.
— Ещё такой вопрос: вы волнуетесь перед концертом?
— Конечно, любой человек волнуется, но я обожаю сцену, я без этого не могу. Но я не испытываю такое глупое и страшное волнение, которое отбирает мозг, и люди порой даже падают в обморок. Я знаю, даже у знаменитых певцов бывает трясучка такая, что прямо холодный пот с него льётся. Я как-то в Ла Скала пел с одним оперным певцом, очень известный тенор. Так он от волнения забыл слова, музыку, и вообще замолчал, полностью. Я пел за себя и за того парня дуэт. При этом он потрясающий певец. На генеральной репетиции звучал как Бог, а на первой премьере — мандраж. Кстати, многих загубил этот мандраж. Люди начинают употреблять, чтоб расслабиться, и связки уже не смыкаются. Вроде допинг для самоуспокоения, но ты, считай, уже пошёл вниз.
— Вы говорите, что для вас пение, пребывание на сцене — это страсть?
— Да, страсть, порой такая необузданная, потому что, если ты всё время контролируешь, как взять эту ноту, то ты идёшь уже немножко не туда. Ты должен быть настолько обучен, чтобы тебе эта страсть помогала отдаваться сцене полностью. Только пусть ваши читатели, особенно священники, не испугаются. Это не та страсть, которая в быту. Это такая профессиональная страсть. Точнее, любовь. К пению, к сцене, к людям, которые тебя слушают. Любовь к Богу, в конце концов.
Вели беседу Светлана ТРОИЦКАЯ и Сергей РОМАНОВ
Фотографии из архива В. Герелло
| К оглавлению
| К предыдущей странице
| К следующей странице |
Спаси вас Господи!
Все права на материалы, находящиеся на сайте VZOV.RU, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При
любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на VZOV.RU обязательна.
Адрес электронной почты редакции газеты: mail@vzov.ru
|
|
|
