Газета «Вечный Зов»
электронная версия газеты
Начало
Карта сайта
Контакты
Архив

Номера газет:
2020 год
2019 год
2018 год
2017 год
2016 год
2015 год
2014 год
2013 год
2012 год
2011 год
2010 год
2009 год
2008 год
2007 год
2006 год
2005 год
2004 год
2003 год
2002 год
2001 год
Пожертвование в пользу Фонда Альфа и Омега
Отзывы о газете

| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

Иннокентия Смоктуновского на войне от сметри спасла молитва


В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ «ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА» ВЫШЛА КНИГА АНАТОЛИЯ КИМА «ГЕНИЙ», ПОСВЯЩЁННАЯ ЗНАМЕНИТОМУ АКТЁРУ

АНАТОЛИЙ КИМ, известный прозаик, драматург и переводчик, выпустил небольшую повесть о своей дружбе с Иннокентием Смоктуновским. Она началась в 70-х, когда Киму было 33 года и его никто не знал, а Смоктуновский уже был одним из самых знаменитых актёров СССР. С разрешения издательства «Художественная литература» печатаем фрагмент книги — несколько эпизодов, рассказанных самим артистом.


«Смотрел на отца и плакал»


— Мне много приходилось видеть самого жуткого на войне. Когда она началась, я ещё учился в школе, в десятом классе. Отца в первые же дни забрали на фронт. Он у меня был большой, рыжий детина под два метра. Работал грузчиком. Когда колонна мобилизованных шла по улице к вокзалу, отец шёл с краю правофланговым. Я бежал рядом и почему-то плакал, смотрел на отца и плакал. Отец не оглядывался, меня вроде бы и не видел, но вдруг вышел из строя и пошёл прямо на меня. Остановился, очень строго посмотрел мне в глаза и сказал: «Ты чего? Смотри у меня!» — повернулся и опять возвратился в строй.

С того дня я отца больше не видел. Он погиб в сорок втором году. А меня самого в 16 лет военкомат отправил на войну, правда, полгода готовили на командирских курсах, а потом отправили на фронт.

Баланда, которую не ели даже крысы


ГВАРДИИ СЕРЖАНТ Иннокентий Смоктуновский
ГВАРДИИ СЕРЖАНТ Иннокентий Смоктуновский
— Я попал под Сталинград на Курскую дугу, там нас, пехоту, немцы окружили и взяли в плен. Отогнали от линии фронта и поместили в лагерь для военнопленных. Это было огромное выгороженное место в чистом поле. Никаких бараков, просто кусок ровной степи, огороженный колючей проволокой. Вокруг со всех сторон горизонт под линеечку.

У въезда какие-то строения, бараки для охранников. А пленных было тысячи. Уже пришла осень, холодные дожди начались, а мы под открытым небом. Рыли руками, щепками, котелками ямы, садились в них, сверху накрывались шинелью. Ямы надо было рыть ровными рядами, немецкий порядок. Немцы ходили по рядам с автоматами в руках, считали нас по головам. Каждый в яме должен был подниматься и стоять навытяжку, когда патруль приближался. Кто не поднимался, болен был или без памяти, или уже мёртвый, получал короткую автоматную очередь, и двое шнырей из пленных должны были оттащить убитого за руки или за ноги к вахте, там бросить в общую кучу трупов. Один пленный, недалеко от меня, вырыл очень глубокую яму, а сбоку ещё и пещерку, куда забирался с головой, прятался от дождя, и чтобы теплее было. И вот патруль подошёл, немцы постояли, посмотрели вниз, потом один вытащил гранату, бросил в яму, все шарахнулись в сторону, присели, а граната грохнула и похоронила пленного в его собственной яме.

Я заболел дизентерией. Кормили нас такой ужасной баландой, что её не хотели жрать даже крысы, которые стаями бегали по лагерю. Я вынужден был сидеть в яме с приспущенными штанами, потому что из меня беспрерывно хлестало, хотя я почти ничего не ел. К баланде, которую приносили в огромных бадьях на палке, я и не подходил.

Как-то я увидел у одного из шнырей, которые помогали немцам, в руке буханку хлеба. Эти пленные, собиравшие по лагерю трупы и таскавшие их к вахте, выглядели получше остальных, немцы их подкармливали. Этот шнырь заметил, как я смотрю на его хлеб, и предложил мне обмен. Он отдает буханку, а я — свои сапоги. Я пришёл на фронт совсем недавно, сразу же попал в плен, и у меня были почти новые крепкие сапоги. А у этого солдатика на ногах были резиновые чуни из автомобильной камеры. Вот и предложил мне обмен: он отдаёт мне чуни с обмотками, а себе забирает сапоги, но в придачу отдаёт буханку чёрного хлеба. Обмен я этот тут же совершил, сапоги отдал, обернул ноги грязными обмотками и натянул чуни. Хлеб положил за пазуху, хотел щипать маленькими кусочками, чтобы растянуть надолго, но не вышло. Как только отщипнул первый кусочек и положил в рот — так и не заметил, что было дальше. Опомнился, когда весь хлеб был съеден. И что тут началось! Всё съеденное вылетело из меня жидкой дизентерией, я чуть не помер.

Шествие обречённых


КАДР из фильма «Гамлет»
КАДР из фильма «Гамлет»

— А чуни эти меня крепко подвели. Наши пошли в наступление, и немцы решили перегнать пленных подальше от линии фронта. Нас построили по пятёркам в длиннющую колонну и погнали. Недалеко был захваченный немцами в летнем наступлении наш армейский склад амуниции, колонну подогнали к нему и на каждого пленного натянули по две шинели. Видно, вывезти трофеи у немцев не хватило машин, и они решили использовать пленных.

Мы шли колонной по пять, одетые в новенькие красноармейские шинели нараспашку. Я уже доходил от дизентерии, в глазах всё плыло. Видел перед собой спины впереди идущей пятёрки. И вдруг заметил, что когда от слабости я на какое-то время закрывал глаза, а потом открывал их — из заднего ряда на моё место в переднем ряду, от которого я отставал, быстро проскакивал кто-нибудь из задней пятерки и занимал моё место. А я оказывался на ряд ниже по колонне. Через некоторое время у меня снова в глазах плыл туман — и снова я оказывался в следующем ряду сзади. А скоро я очутился в последних рядах колонны, вернее, там уже никто рядов не придерживался и шли вперёд, хватая руками воздух, хрипя и шатаясь, с безумными лицами доходяги.

И тут Смоктуновский стал показывать, в едином своем лице изображать шествие обречённых доходяг. Показывал он страшно (...)

— Я понял, что оказался в хвосте колонны, где скопились погибающие, потерявшие все силы. Тут услышал близкие выстрелы, оглянулся и увидел, как едут сзади две телеги, запряжённые лошадьми. На эти телеги забрасывают шинели, снятые с упавших на дорогу пленных. Потом подходят к ним и пристреливают и оставляют на снегу дороги. Она далеко просматривалась и вся была в тёмных лежащих трупах. Как только я всё понял, то откуда только силы взялись — начал рваться вперед, обгонять других и вскоре догнал уже задние ряды пятёрок. Но и тогда я продолжал рваться вперёд, занимая место в передней пятёрке, как только образовывалась там пустота после отставшего. И вскоре я оказался далеко от страшного арьергарда колонны. Мне ведь было 17 лет и не хотелось умирать.

Случай под мостом


— А после было вот что. Колонна вдруг остановилась. Причина была непонятна. Голова колонны уходила так далеко вперёд, что её не разглядеть. Место задержки моей части колонны оказалось на мосту через какую-то небольшую речку. И тут я почувствовал, что страшно хочу пить. Внутри всё горело. Я понял, что не смогу дальше идти, если не попью. Я подошел к конвойному немцу. «Камрад, — сказал я, — камрад! Тринкен!» Немец на меня посмотрел, ничего не ответил и только махнул рукой, сняв её со ствола автомата. Мол, иди. И я вышел из колонны и пошёл вниз по крутому берегу с нашей стороны моста. Снегу было по колено, и я сошёл вниз без труда, не упал.

Внизу, выйдя на лед, я захотел разбить его ногой, но не тут-то было. Ноги мои были в резиновых чунях, к тому же я совсем ослаб от болезни, сил не хватало на хороший удар. Стою и плачу. Тут сверху спустился ещё один солдат. Он разбил ногой лед, и мы попили. Я ему говорю: брат, я не дойду. Спрячь меня под мостом. А там стояли бревенчатые сваи, и вокруг брёвен водой нанесло много мусора, камыша, сена, веток. Я прижался спиной к одной свае, но солдат испугался и быстро убежал назад. Когда он спускался сверху, то скатился по сугробу по моим следам и сравнял их. Когда он вернулся наверх, колонна уже тронулась. Но с другого края моста спустился на берег офицер с пистолетом в руке. Шинель мышиного цвета, одна пола заткнута под ремень. Он ступил на лёд, поскользнулся и упал на колени. Пистолет вышибло из руки и прокатило по льду мимо меня. Офицер быстро пополз за ним, не стал даже подниматься с четверенек. Только тогда поднялся, когда догнал пистолет. Стал оглядываться, но с того места, где он находился, меня уже не мог увидеть, я был в мёртвом пространстве, за сваями.

И тут я стал молиться. Господи, спаси! Господи, помилуй! Офицер с пистолетом в руке полез наверх с моей стороны моста, назад на свою сторону не пошёл, побоялся идти по льду. Колонна уже шла через мост.

* * *

На этом месте своего рассказа Смоктуновский прервался, глубоко задумался, потом выпустил из рук руль и широко перекрестился.

— Господи! Воистину Ты существуешь, — с глубоким чувством произнёс он. На секунду зажмурился, совершая крестное знамение, — так показалось мне. Я осторожно покосился на спидометр: машина шла под сто километров по ледяной дороге. Осторожно, ровным голосом я произнёс:

— Руль, Иннокентий Михайлович...

— А? Что? — немного переигрывая, «пришёл в себя» Смоктуновский.

— Руль держите...

— Вы про это. — Он положил руки на руль. — Но я вам уже говорил... Не забывайте, с кем вы едете. Какая-то Высшая Сила всё время спасала меня на войне. Я ни разу даже не был ранен. А ведь приходилось иногда под самым носом смерти плясать. Я много раз смотрел ей в лицо. И я знаю, что нас только Бог спасает. Мы сами ничего не можем.

Денис КОРСАКОВ
(Источник: кp.ru)


| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

Спаси вас Господи!

Все права на материалы, находящиеся на сайте VZOV.RU, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на VZOV.RU обязательна.

Адрес электронной почты редакции газеты: mail@vzov.ru

©VZOV.RU, 2001—2019

Начало   Карта сайта   Контакты   Архив   Наверх