|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
— Сейчас очень много людей приходит в храмы на праздники: Пасху, Рождество, Крещение, а если коснуться — веры-то, как таковой, нет. С одной стороны, они приходят в храм поставить свечку, как бы проявить себя верующими, а с другой стороны — не хотят ничего изменить в своей жизни. — То есть, людям Бог нужен для достижения материальной выгоды... — Да, такая раздвоенность. Это видно и в церкви, когда мы пытаемся совместить духовную и мирскую жизнь. В чём это проявляется? Например, подчас жизнь священника ничем не отличается от жизни мирянина. Люди жалуются, что священники не отличаются скромностью. А потом — из священнических семей часто выходят неблагополучные дети. Когда дети видят, что священник у себя в семье ведёт себя, как язычник, то это — лицедейство. В храме он один, а дома — другой. Среди семинаристов нередко можно услышать такое, что вот надо попасть в приход получше, даже бизнес организовать. — Наверное, это связано с тем, что наступили последние времена? — Это было и раньше, а сегодня особенно проявляется. Дух времени этому соответствует. — А вы чувствуете, что раньше люди были более цельные? — Да. Те поколения как-то и в школе учили нравственности, добродетели. Я помню, кто-то у нас в классе украл цветочный горшок. Нам классная руководительница сказала, что надо подойти к ней и сознаться, и горшок вернуть. Она нас наставляла, что надо всегда правду говорить — и на душе будет легче, и жизнь по-другому будет устроена. Тогда не говорили о Боге, но вот эти поступки — они же евангельские! Потом, я рос в верующей семье. Были ценности, а самое главное, был нравственный фундамент, а духовное может стоять только на нравственном фундаменте. — Сейчас как-то всё размыто, не знаешь, что хорошо, что плохо. — Человек дезориентирован. Поэтому в обществе на первом месте деньги, блуд. Телевидение через рекламу, сериалы, ток-шоу пропагандирует — прямо или завуалированно — непристойности и блуд. Куда ни посмотришь — везде одно и то же. Один взгляд — и в человеке уже горит пожар. Нужно встретиться с Богом!
— Вы согласны, что человеку важно встретиться с Богом, чтобы обрести цель и смысл жизни? У вас была такая встреча с Богом? — Конечно, да! Я родился и вырос в верующей семье. Ещё с детства меня мама водила в храм, сама молилась. Она наизусть читала молитвы, особенно вечером, когла ложились спать. Молилась, как научили её ещё родители. Я родился под Курском через 3 месяца после гибели отца. Был четвёртым ребёнком в семье. У нас мама обязательно за кем-то ухаживала. Были в деревне старушки беспомощные. Она помогала им печку топить, огород копать, полоть, дрова рубить, косить что-то. Естественно, в этом участвовали и мы. Потом мы переехали в Харьков. Там я учился и работал. Однажды я познакомился с Евгением Павловичем Леоновым, который был в Харькове на гастролях. Я беседовал с ним, а это было на следующий день после смерти Евгения Евстигнеева. Он переживал по этому поводу. В гримёрке было 3 человека. Они ушли, и я остался с ним. У него слёзы текут, и он говорит: «Наше поколение уходит». А я до этого занимался в художественной самодеятельности. И это был толчок. Я подумал: «Что же я делаю, надо спасать искусство!» А было уже начало 90-х годов, уже распадался Союз. Я поехал в Москву, чтобы поступить в театральный вуз. — Поступили? — Нет. Видно было, что туда без большого блата не поступить. После Москвы приехал в Санкт-Петербург. Здесь же познакомился с Игорем Олеговичем Горбачёвым. Он принял меня на свой курс, отнёсся ко мне, как к сыну. Это был великий человек! Он находил людей, работал с ними и делал из них конфетку. Он так и говорил: «Мои дети». Платил сти¬пендию кому нужно, находил общежитие. И каждое занятие он пытался передать ребятам свой опыт. Когда я приходил на занятия, я чувствовал себя как в семье. Я работал тогда в ТЮЗе, вместе с молодыми актёрами жил в общежитии. Оно находилось напротив Валаамского подворья, где «Красный треугольник» — Старопетергофский проспект, дом 26, и там мне дали комнату. — А как вы в монастырь попали? — Мама мне говорила: «Ты когда-нибудь на службу-то сходи», и я заходил туда на службы. Раз я купил газету «Православный Петербург», и там бы¬ло объявление, что приглашаются желающие потрудиться в храме Преподобного Сергия по субботам. А меня тогда звали Сергеем. Пошёл, потрудился, да так и прилепился к обители. Нас было несколько молодых людей, которые оставались с субботы на воскресенье ночевать в монастыре. Потом среди недели начали приезжать. Потом уже, в начале лета, ТЮЗ уехал на гастроли в Бельгию, а я в отпуск пошёл и уехал на месяц домой в Курск. И вот я дома нахожусь, а мысли у меня все здесь. Я вернулся и стал послушником при монастыре. Я и забыл, что поступил в театральный институт. Меня и на работу приглашали земляки, в налоговую полицию. Хорошее место предлагали. Я про всё забыл. — Получается, что быть монахом — это призвание. — Да, призвание. — А вот бытует мнение, что люди бегут в монастырь от чего-то и там спасаются от каких-то своих проблем... — Если люди бегут, они здесь не задерживаются. Их отсюда враг быстро выгонит. Здесь много послушаний и служений— У вас здесь много послушаний и служений, и мастерские вы организовали, и воскресную школу. — Да, есть и воскресная школа, и гимназия, и разные производства. В гимназии около 200 человек. Мастерские разные: вышивальщицы и флористы — там прихожане только, а столярная мастерская, свечной заводик, так мы его называем, пекарня — там есть и трудники, и прихожане тоже. В столярке работают монахи и трудники. Есть те, кто работает по дереву, мебель делают. Есть станки... Киоты делаем, иконостасы, аналои, доски для икон. Сейчас делаем гробницу для Плащаницы. К 700-летию Преподобного Сергия писали большую икону Преподобного Сергия, делали носилки для крестного хода. — У вас есть свои художники, иконописцы? — Есть среди монахов иконописцы, есть из прихожан. — Библиотека у вас хорошая... — Библиотека большая, сейчас даже несколько их становится, расширяемся. После смерти митрополита Иоанна нам передали его библиотеку. На отдельной полке его книжки стоят. Есть книга, подписанная Иоанном Кронштадтским, есть книги Игнатия Брянчанинова, есть книги из старой монастырской библиотеки. Мы ещё хотим организовать в Зубовском корпусе музей монастыря, там будут помещены эти книги и старые иконы дореволюционного монастыря, нам сейчас их несколько принесли. У нас есть сад, огород. Мы на ползимы, даже больше, фруктами и овощами себя обеспечиваем. Есть гаражи, свой небольшой автопарк. Половина монастыря отапливается газом, другая часть — углём и дровами. Поэтому дрова заготавливаем летом, три раза в неделю развозим их по кочегаркам. Мусора много. У нас ведь теперь целый квартал. Везде мусор надо убирать, утилизировать. Сохранилось не всё
— Во времена игуменства Игнатия Брянчанинова в монастырь часто заезжали высокопоставленные особы и цари даже... — Да, ведь монастырь был построен на месте дачи сестры царицы Анны Иоанновны — Екатерины Иоанновны. Здесь было много царских дач. После того, как сестра царицы умерла, Анна Иоанновна решила подарить эту дачу своему духовнику, архимандриту Варлааму (Высоцкому), он был тогда настоятелем Троице-Сергиевской Лавры, чтобы он, приезжая в Санкт-Петербург (поскольку он был духовником царских особ), мог здесь отдыхать в уединённом месте. Здесь он организовал подворье Троице-Сергиевой Лавры, незаметно и аккуратно. Через 100 лет после смерти архимандрита Варлаама возобновителем монастырской жизни стал Игнатий Брянчанинов. — Почему? — Потому что в 1764 году Екатерина П издала церковные штаты, по которым одни монастыри упразднялись и становились приходскими храмами, другие, наоборот, укрупнялись, а наш монастырь ввиду того, что в Санкт-Петербурге была только одна Александро-Невская Лавра, забирался у Сергиевой Лавры и становился самостоятельным монастырём. С этого времени прекращается и духовная, и финансовая связь с Лаврой, и вот это время с 1764 по 1834 гг. — самое несчастное время для монастыря, потому что здесь было большое запустение. За эти годы сменилось 25 настоятелей. Часто здесь были настоятелями или учёные архимандриты, приехавшие из семинарии, или викарии. Каждые 2-3 года сменялся настоятель. — В годы советской власти что здесь было? — Чего только здесь не было: и детская трудовая колония для малолетних преступников, и просто колония была, и пожарные части, и школа НКВД, ещё что-то, а в 60-х годах сюда переехала средняя школа милиции. Как раз в эти годы были снесены храмы, а монастырское кладбище превращено в лужайку. — А в годы Отечественной войны? — В 2-х километрах отсюда была линия обороны. Здесь были немцы, штаб танковой дивизии. Говорят, что в Воскресенском соборе людей расстреливали. Из Кронштадта стреляли пушки. От войны монастырь пострадал, хотя всё это можно было восстановить. Дочь Бенуа Мария Ивановна составляла проект по восстановлению Троицкого собора, предполагались восстановительные работы, это уже в хрущёвские времена, а его взяли и снесли! Также снесли и Воскресенский собор, несмотря на возражения общественности. — Сохранились места, где была царица? — Половина монастыря разрушена, половина, слава Богу, осталась. Храм Преподобного Сергия, церковь Святителя Григория Богослова, настоятельский корпус, трапезная, Зубовский корпус — всё, что осталось. Встреча с Богом преображает— Вы, наверное, часто сталкиваетесь с Божьими чудесами? — Это постоянно происходит, особенно с нашими прихожанами. Чудес очень много происходит, даже что-то выделить тяжело. Особенно часто сталкиваешься с преображением людей. Что меня больше всего поражает — это когда из разбойника получается православный христианин. — Из Савла Павел... — Да, да! Для меня это самое главное. Евангелие говорит о том, что Небеса радуются об одном кающемся грешнике, и понять это могут только сам кающийся грешник и священник, который при этом присутствует. — Это и есть встреча с Богом? — Да, преображение! Оно может не обязательно одноминутно происходить, но постепенно. Может и сразу произойти. — Это, наверное, та жемчужина, за которую люди готовы всё продать, чтобы приобрести её. — Да, абсолютно правильно! Когда человек изменяется и приходит через покаяние к Богу, обретает веру, начинает дело своего спасения, старается вести духовную жизнь, то это да! «Сначала надо нравственность поднять!»
— А как вы считаете, наша страна сейчас возрождается или всё-таки деградирует? — А по-разному: и так, и так, всё в болезненном состоянии находится. — Но тот дух патриотический, который многие сейчас ощутили, он вам близок? — Конечно, несомненно! Я, когда был сейчас в отпуске, слышал, что об этом люди говорят. Действительно, есть подъём. Единственное, надо, чтоб с таким подъёмом и внутреннее всё сочеталось. — Подъём духовный, чтобы люди всё-таки шли в церковь, испытывая гордость за страну. — Да, то есть жизнь должна изменяться, а она не всегда изменяется. — Удивительно, что у вас был такой толчок к вере, когда вы прочитали объявление в «Православном Петербурге». Вы согласны, что роль СМИ и информационная составляющая очень важна сейчас? — Конечно, есть такой термин: «информационная война». У Паисия Афонского есть выражение: «Испортить помысел целому народу». Казалось бы, а что это такое? А вот сейчас это очевидно. Можно испортить помысел целому народу, настроить одно против другого, когда человек подпадает под чужое влияние, когда не Евангелие ставится во главу угла, а что-то другое. Старец Кирилл (Павлов), у которого я окормлялся, когда его спрашивали: «Возродится ли Россия?», всегда говорил: «Сначала надо нравственность поднять». — А нравственность без просветительства как поднять? Должна быть государственная политика. — Да, а как иначе? Ведь не все смотрят православные каналы, а как же быть с неверующими людьми? То есть нравственность должна пропагандироваться государством, несомненно. — Но ведь Церковь тоже должна более активно в этом направлении работать? — Да, обязательно. Поэтому мы и говорим: «Хорошо восстанавливать здания, но нужно больше работать с народом». Москва — Третий Рим— Я встречал такое мнение: «Кому нужно, те сами придут в церковь». — Это, конечно, так: кому нужно, тот придёт. А как отец Иоанн Кронштадтский? Ведь он так не говорил, он всего себя отдал на служение. — Кронштадт был город, наполненный беспризорниками, проститутками, моряками, и он проповедовал там. — Трудно себе представить, что там было. Тысячи народа шли за ним. Бывает, что люди приходят в храм, а он на замке. Или храм открыт только на определённое время. В Европе, когда я был в Финляндии, храм Александра Невского в Хельсинки открывался с 11 часов, но там одни туристы, а лютеранские церкви все вообще были закрыты, только суббота и воскресенье, и то написано: с 11 до 13. А как же с народом-то, где работать? Даже в Греции... вот мы приезжаем туда, где мощи, и начинаем там служить молебен, а чтобы греки что-то служили — я не видел ни разу. Только на Афоне постоянно службы были. Ещё наш гид говорил, что мы — как христиане 4-5 века. А это у нас обычная практика: приехали к мощам, послужили молебен, все приложились, помазались. — Сейчас такое христианство... причёсанное. — А там его нет. Люди придут, приложатся к мощам, и обратно — как муравьи, быстренько, а когда увидят, что мы служим молебен, остановятся, послушают. Когда мы плыли в Бари, молились в фойе. Греки останавливались, слушали, наш гид говорил, что им нравится. Такая гипотеза есть о том, что Москва — Третий Рим... — Вы её поддерживаете? — Поддерживаю, я в ней убеждён и поддерживаю на 150%. Где ещё может быть Третий Рим? — Так, чтобы законсервированы были эти ценности христианской веры... — Свидетельство об истине — оно в России! Сама Греция сейчас смотрит на Россию. Вся надежда на Россию, как они говорят. Афон — это Афон, это не Греция. Нельзя говорить, что Афон — это Греция, это монашеская республика. И действительно Россия — Третий Рим. Так и есть. Весь мир с надеждой смотрит на Россию! — Она действительно святая — не по факту, а по стремлению к святости. — По стремлению, да, и ведь все это чувствуют. Посмотрите, в последнее время к нам очень много греков приезжает, также из Америки едут. Отец Иоаким Парр часто приезжает. Всё связано с Россией. — Все основные события разворачиваются здесь. — Да, посмотрите, и в политической сфере: вот как только Россия начинает подниматься, все вокруг начинают беспокоиться. Даже если лев лежит больной, всё равно все звери испытывают страх. В чём сила России? Сила в духе. Известны слова князя Александра Невского: «Не в силе Бог, а в правде». Сколько лет прошло, а они до сих пор актуальны — это святая истина! И даже политики наши об этом сейчас говорят. Чего за границей боятся? Духа они нашего боятся! Монархия возродится, но не сейчас— А как вы считаете, то, что происходит сейчас на Украине — это тоже борьба за Россию? — Несомненно. Дело даже и не в Украине, вообще во всём геополитическом пространстве. — Снова всплыло словосочетание «Русский мир»... — Да, Русский мир, это многим не нравится. Всё направлено против России. Наверняка у них в замыслах было внести к нам свой хаос, не получилось. — А ещё такой вопрос: вы верите, что у нас в стране возродится монархия? — Думаю, что да, только когда? — Наверное, это единственно приемлемая форма правления для нас, причём православная монархия. — Да, но для этого нужно, чтобы сознание народа изменилось. Просто так это не произойдёт. — Это снизу должно прийти. — Так у нас сейчас сколько царей уже есть! Я знаю только несколько — 4-5 царей. Но как им можно верить? — «Царей» вы имеет в виду — политиков или церковных служителей? — Нет, просто «царей», тех, кто сами себя «царями» называют. Это какие-то раскольники или самосвяты... На 4-й Советской Александр IV живёт, я про такое даже слышал. Как это может быть? Это несерьёзно. Это не может где-то на приходе возникнуть, это должен народ решить. — Идея эта должна созреть. — И потом, как было в 1613 году? Собрались и выбрали. Официально собор был, а не какая-то кучка выбирала. Сейчас это невозможно. Нам нужно полюбить Евангелие!— Есть ли у вас какие-то пожелания разным группам наших читателей? — Чтобы мы ближе были друг к другу — верующие и неверующие. Ради одной цели мы должны все объединиться: коммунисты, атеисты, кто угодно, — чтобы русский народ имел силу. Мы должны стать одним народом, независимо ни от каких партий. Чтобы был единый дух. Это в глобальном смысле, а в обычном, в плане нравственности, чтобы заботились больше друг о друге. Не искать где-то кого-то, всё же рядом. Не какие-то подвиги совершать, а словом поддержать, дверь открыть, помочь пройти, сказать хорошее, доброе слово. Начинать надо с самого маленького. Именно этого нам сейчас недостаёт. Культуры недостаёт, а потом уже можно всё дальше и дальше двигаться, и Господь будет нас приводить, куда нужно. А верующим людям нужно, как говорил отец Кирилл (Павлов), полюбить читать Евангелие. В нём вся наша жизнь, по Евангелию будет судиться каждый человек, в Евангелии мы находим ответы на свои вопросы. Оно нас просвещает, успокаивает. Очень важно ещё хранить мир в душе, не терять его. — Как его хранить? — Для этого надо чаще исповедоваться, причащаться и работать над собой, особенно не слушать врага, помыслы сразу отсекать, и тогда мы будем двигаться вперёд успешно. 
Потом, я уже говорил о проблеме раздвоенности. Если православный христианин и Евангелие читает, и сериалы смотрит, и в компьютере долгое время проводит — это значит, что у него неблагополучно с духовной жизнью. Надо, чтобы меньше пустого было. Где пустота, там бурьян начинает расти, урожая там не собрать.Вёл беседу Сергей РОМАНОВ Фотографии автора | К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |
|
|
ЕСТЬ НА СЕВЕРНОЙ ОКРАИНЕ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА ОДИН ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ МОНАСТЫРЬ, называемый Свято-Троицкой Сергиевой пустынью. Монастырь имеет богатую и уникальную историю. Как и многие святые места страны, монастырь пережил многие потрясения, долгое время находился в запустении и вновь был открыт в 1993 году. О прошлом и настоящем монастыря, а также о происходящих сегодня в обществе и в мире процессах мы беседуем с благочинным монастыря игуменом Варлаамом.
