|
| К оглавлению
| К следующей странице |
Игорь Григорьев: «Я не мыслю себя
без России...»
ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ ГРИГОРЬЕВ родился 17 августа 1923 года в деревне Ситовичи Порховского района Псковской области. В годы Великой Отечественной войны руководил плюсскими подпольщиками и группой разведки Стругокрасненского межрайонного подпольного центра, воевал в бригадной разведке 6-й ленинградской партизанской бригады. После войны работал в геологической экспедиции в Прибайкалье, промышлял охотой в костромских лесах, занимался фотографией на Вологодчине.
В 1954 году окончил русское отделение филологического факультета Ленинградского университета. В конце 50-х годов вернулся из Ленинграда во Псков, где организовал, а вскоре и возглавил Псковское отделение Союза писателей России.
Стихи Григорьев писал с детства, не без влияния отца Николая Григорьевича Григорьева, крестьянского поэта, издавшего в 1916 году, в Варшаве, сборник своих стихов. Первая публикация Игоря Николаевича состоялась в 1956 году, в газете «Псковская правда». А потом были книги. Более двадцати сборников стихов.
Его поэзия — настоящая поэзия. Вечная. Не о себе думал и писал поэт — все его мысли были об Отчизне, о России, о святой Руси. Он умел жить по-Божьи, любить всем сердцем, отдавать себя без остатка.
О поэте Игоре Григорьеве и о его стихах
 |
С СУПРУГОЙ Дарьей Васильевной
| |
Иеромонах Роман (Матюшин):
«Игорь Григорьев — прекрасный русский поэт, не покрививший душой и словом. Его поэзия — единение Правды, Сострадания, Боли. Его стихи всегда человечны и потому всегда чужды холодному рассудку и пустому сердцу. Он меня покорил тем, что, видя меня впервые, написал сразу: “От всей души, с любовью!”. Я просто не ожидал такой открытости и искренности. Этот человек не заботился о себе. Он шёл навстречу — рискуя быть непонятым, рискуя провалиться. Это — черта благородства. Только человек, не ожидающий, или держащий удар, мог такое себе позволить. Или же у него было чутьё, что этот человек ответит таким же чувством? Когда я находился у себя в скиту и мне передали, что его не стало, душу защемило. Я открыл его сборник и стал читать, как бы беседовать с ним. Как потерял родного человека! Немало уже терял, а такого щемящего чувства не знал..»
Станислав Золотцев, писатель, публицист, переводчик:
«...Близкими ему с юных лет, отданных битвам с иноземным фашистским нашествием, были те, кто, не страшась ничего — ни начальственного окрика, ни вражеской кары, ни даже смерти самой, готов был отдать и все свои силы, а если надо, то и жизнь — за землю русскую, за русский народ, во славу их или ради их достойного бытия... Так он творил свою поэзию».
Владислав Шошин, литературовед, историк:
 |
С МАМОЙ Марией Васильевной и Еленой Николаевной Морозкиной
| |
«Казалось бы, война могла ожесточить, огрубить, навсегда задёрнуть серым пологом горьких воспоминаний весеннее синее небо. Но вчитайтесь снова в стихи Игоря Григорьева! Не у каждого поэта найдёте вы такой самозабвенный восторг, такую самоотдачу во власть вдохновения, такую радость жизни!»
Вера Панова, писательница:
«Кто бы мог подумать, что этот “кавалерист” на псковском коньке въедет в русскую поэзию!»
Аркадий Эльяшевич, литературный критик:
«Оригинальность творческого голоса поэта не подлежит сомнению. Взять хотя бы богатство его поэтического словаря... Он пишет на “языке отцов и дедов”. Читая стихи Игоря Григорьева, думаешь об удивительном совпадении языковых средств с поэтической темой».
Валерий Мухин, поэт:
«...Таких патриотов, как он, до конца, до слёз любивших свою Родину, я не встречал никогда. Но главное его богатство — стихи. Чистые, русские, звонкоголосые, как трели утренних соловьёв, простые, как капли росы на траве».
 |
ФЕВРАЛЬ 1944 г. В партизанском отряде. И. Григорьев (на фото справа)
| |
Лев Маляков, поэт:
«...Читайте его стихи и поэмы. В них есть всё: богатство души, языка, преданность Родине — всё то, что необходимо русскому человеку на опасном изломе российской судьбы».
Владимир Кузнецов, художник:
«Природа щедро одарила его талантом — он стал известным российским поэтом.
В нём счастливо сочетались аналитический ум, природное мужество и исключительное трудолюбие... Он действительно не любил роскошь, любил природу, людей, был очень добр и доброжелателен к друзьям и особенно к нам, псковским художникам. Спасибо ему. Мы всегда его помним».
 |
ВЕСНА 1962 г. Слева направо: поэты А. Говоров, А. Вознесенский,
Г. Григорьев, В. Фирсов. | |
В. Шульц, руководитель клуба поэзии:
«Лучшие произведения Игоря Григорьева — это, без сомнения, жемчужины русской поэзии. Нам ещё только предстоит по-настоящему насладиться его стихами, его самобытным поэтическим даром, наполненным любовью к Родине, псковской земле, природе, русскому человеку!.. Откройте вновь для себя замечательного поэта! Уверен, не пожалеете!»
 |
ОТЕЦ И СЫН
| |
* * *
Я в русской глухомани рос,
Шагнёшь — и прямо на задворках
Тоска, да мох, да плач берёз,
Да где-то град уездный Порхов.
В деревне — тридцать пять дворов;
На едока — полдесятины;
На всех — четырнадцать коров,
Да в речке Узе вдосталь тины.
Народ — на голыше босяк.
А ребятню что год рожали.
Как жили? Всяко: так и сяк —
Не все, однако, в даль бежали.
Большим не до меньшИх — дела:
Не как теперь — не на зарплате.
Нам нянькой улица была,
Низина — мамкой, взгорки — тятей.
Про зиму что и вспоминать:
Метель вьюжИла на болоте, —
Зима и сытому не мать,
Хоть в шубе будь, да всё не тётя.
Весной сластились купырём,
Подснежкой-клюквой да кислицей;
Под май — крапивки поднарвём:
О вешний суп с живой водицей!
Зато уж лето детворе
Надарит бобу и орехов,
И птичьих песен на заре,
А солнышко нажжёт доспехов...
Нас в люди выводила Русь
Всей строгостью земли и неба;
Пусть хлеб её был чёрным, пусть,
Но никогда он горьким не был.
В давнем
День — за полдень. Пахнет Русью
Долгожданною.
Я иду, задарен грустью
Безобманною.
Я иду, седой и светлый,
Растревоженный, —
В луг пригожий, в мир заветный, —
Мил дорожиной.
Вот он, детства край далёкий,
Малость славная —
Берег, жёлтый и отлогий,
Речка главная.
Сколько лет чиста водица
Разливается,
Всё бежит — не набежится,
Не умается.
Бродят аисты у брода —
Птицы-правнуки.
До чего ж сладка сморода,
Мёдны травоньки!
Неусыпь ребячья — заводь,
Внучка омута,
Где язи клевали — с лапоть,
Ряской тронута.
Мой — не клюнул: ходит в сини,
Забавляется,
Вырос — во! Меня доныне
Дожидается.
Грачи
И дым отечества нам сладок и приятен!
Александр Грибоедов
Добрались до отечества грачи
(Мы все, живые, рвёмся к дому, рвёмся),
Метель плюёт им в очи: не кричи!..
А птицы уповают: перебьёмся.
Февраль в размахе — месяц до весны,
Морозы напоследок стервенеют,
А думы птиц, как вешний день, ясны:
Они в добро не верить не умеют.
Повременить бы им до Сороков,
Перегодить бы стужу обочь моря —
Не ведали б нещадных облаков,
Не знали б ни погибели, ни горя.
Они обсели брошенный овин:
Сидят и ожидают утро года.
Не все дождутся тёплых луговин,
Не все услышат звоны ледохода.
Над ними высь крута и холодна,
Под ними — снег, за ними — снег, пред ними...
Да родина у всех, у всех — одна.
И птицы уповают в отчем дыме.
* * *
Горемаятная родина,
Горемаятные мы:
На пустых холмах — болотина,
На болотине — холмы.
Или вера сгнила начисто?
Или верится до дна?..
Даже пляшется, как плачется:
Плач — под пляску, мать родна!
Да когда же нам напляшется
Во пиру судьбы-тюрьмы?
Неужели не отважиться,
Встав, напомнить: кто есть мы!
Блудный сын
Была бесприютна погода —
Покров мокроснежил и дрог.
Так сталось уж: трудных три года
Я тут не ступал на порог.
Печального образа рыцарь,
Каких только чуд не чудил.
В погоне за стервой жар-птицей
Ни песен, ни крыл не щадил.
По разным чужбинам шатался —
Скобарь, шантрапе ль побратим?
Измучился. Родине сдался.
И, пленный навек, победил.
Пред этим обиженным домом
Я плачу. Я снова рождён.
И пахнет знакомым-знакомым:
Позёмом да вешним дождём.
Душа
Разлука-даль стихи слагает:
Уйди в зарю из шалаша!
И в том пути изнемогает
Моя бездомная душа.
Уже и утро пролетело:
Передохнуть бы у ручья,
Но хоть бы что душе до тела,
Она торопит: даль ничья!
Уже и версты ночь итожит,
И телу бренному невмочь.
А вот душа изныть не может,
Ей никогда не изнемочь.
Она, как небеса, нетленна,
Её, как совесть, не унять.
Твердят: «Душа у тела пленна».
Кто у кого в плену — как знать?
Пылающий скит
Не прибыльна песня об этом,
Вся — пламя, октябрьская тишь:
Коль выпало статься поэтом —
От первой же искры сгоришь.
Что правда, то правда: сгораю —
Вся глушь, как пылающий скит.
Поэтому я выбираю
Погоду, когда моросит.
«В такое бездожье беречься?
А грянет ненастье — запеть?
Да это ж от злата отречься!..»
А мне бы — дотла не сгореть.
Поэты
Мы ветра и огня поводыри
С тревожными
Раскрытыми сердцами,
Всего лишь дети, ставшие отцами,
Всё ждущие —
Который век! —
Зари!
Сердца грозят глухонемой ночи, —
За каждый лучик жизни
В них тревога, —
И кровью
Запекаются
До срока,
Как воинов подъятые мечи.
С крылатой песней люди
Не рабы, —
Единственная
Из наград награда!
Нам надо всё и ничего не надо.
И так всегда,
И нет иной судьбы.
Нас не унять
Ни дыбой, ни рублём,
Ни славой,
Ни цикуты царской чашей:
Курс — на зарю!
А смерть — бессмертье наше,
И не Поэт, кто покривит рулём.
* * *
НЕмы и пустЫ
Знобкие поляны,
Голые кусты
Зыбки и туманны.
Над плакун-травой,
Над водой и мхами—
В синьке ветровой
Звезды ворохами.
Полночь без луны,
Путь мой без дороги,
И ничьей вины,
Никакой тревоги.
Фотографии из архива семьи Григорьевых
Григорий Григорьев, доктор медицинских наук, священник, писатель:
«Отец был личностью яркой...»
По просьбе редакции о. Григорий рассказал нам
о своём отце
 |
ИЕРЕЙ ГРИГОРИЙ ГРИГОРЬЕВ, настоятель храма Рождества Иоанна Предтечи в Юкках: «ЧЕРЕЗ ТРИ ДНЯ ПОСЛЕ СМЕРТИ ОН ЯВИЛСЯ КО МНЕ СИЯЮЩИМ!»
| |
ОТЕЦ БЫЛ ЛИЧНОСТЬЮ ЯРКОЙ И НЕЗАУРЯДНОЙ. Человек абсолютно бескомпромиссной, больной совести. То, что мы называем лицеприятие, ему вообще было чуждо. Он всегда говорил правду. Он не мог пойти на сделку с совестью даже в малом. Полное отсутствие дипломатии. Человек был страшно неудобный, но люди к нему относились или с любовью, или с ненавистью. Он мог отдать последнее первому встречному. Вот, например, такой случай. В газете было объявление, что у одной женщины в деревне сгорел дом, и он послал ей всю пенсию. Я приезжаю к нему, а он неделю не ест. Я говорю: «А что ты не ешь?», он мнётся, ничего не говорит... Он отдал этой женщине ВСЁ, не часть пенсии, а просто всё И такое было часто, он реально отдавал последнюю рубашку, причём не думал никогда над этим. Это была его внутренняя потребность.
* * *
Если говорить о творчестве отца как поэта, то у него было две основных темы: любовь к родной земле и душа, опалённая войной.
Когда началась Великая Отечественная война, ему было 18 лет (17 августа 1923 года рождения). Он хорошо знал немецкий язык, потому что рос на хуторе вместе с беженцами из Германии, и с детства этот язык был для него, как родной. Он не то что говорил без акцента — он говорил на одном из немецких диалектов. Как врождённый филолог, он знал язык лучше самих немцев, и так получилось, что по заданию межрайонного партийного центра его направили переводчиком на работу в немецкую комендатуру. Он был руководителем молодёжной подпольной группы. Они занимались немецкой школой Цепелин (одно из подразделений Абвера, полковой разведки), и 7 немецких агентов они переправили в Москву живыми, в том числе немецкого полковника. При этой операции погиб его младший брат Лев.
* * *
В конечном счете, их выследили. Отец дал команду всем подпольщикам уходить в лес с оружием. Они продолжили войну в партизанах. Арестовали его ближайшую помощницу Любу Смурову, а отца не брали, потому что ему было не выйти, кругом минные поля, непроходимые болота. И он прошёл через минные поля.
* * *
У него было 4 тяжелых ранения, 2 контузии. Он продолжал воевать до 1944 года. Его кличка была капитан Игорь. Ему это очень льстило. Он был похож на арийца, у него был профиль немецкий. Красавец был, и, конечно, он был весь изранен. У него была инвалидность 2 группы сразу после войны, причём сначала была 3 группа. Он учился на филфаке нашего университета, а потом вышла команда снимать всем инвалидность. Отец понимал, что 3 группу у него сейчас заберут и ему не на что будет жить. Он уже смирился с этим, заходит на комиссию. Его спрашивает главный врач комиссии: «Вам, как раненому и контуженному человеку, после окончания университета нужна спокойная работа, где-нибудь в библиотеке. Вот вы кем хотите быть?», а тот без всякой задней мысли говорит: «Поэтом». Ему говорят: «Кем?», он повторяет: «Поэтом». Те переглянулись между собой, посовещались и дали 2 группу ему вместо третьей. На следующий день на комиссии были сплошные поэты и композиторы, но уже ни у кого не прокатило это дело. И вот он уже через 30 лет встретил одного из этих врачей и сказал: «А поэтом я всё-таки стал». Вот за то, что он хотел быть поэтом, ему дали 2 группу.
* * *
У него было 2 ордена Великой Отечественной войны 1 и 2 степени, несколько медалей: «За отвагу», «Партизану Великой Отечественной войны», «За победу в ВОВ» и звание Герой Советского Союза, но награду он не получил. Он горько, с иронией говорил: «Нам дают штаны, когда нет зада». Это была контрразведка, там очень большая секретность. Я был у него во Пскове, он мне показал бумагу из архива КГБ о том, что в 1945 году ему было присвоено звание Героя Советского Союза, но награду ему не вручили.
После войны он пережил очень много, потому что вот эта вся братия, которая ему завидовала, начала писать на него доносы, что он служил в комендатуре, был изменником Родины. Всё приходило в КГБ. Ему говорили: «Игорь, что ты волнуешься, мы же всё знаем». Он говорил: «Так вы ответьте». Отвечали: «Ты же знаешь — секретность, мы не можем нарушить. Мы же тебя послали, ты же работал!» Он говорит: «Вы народу это скажите». Незадолго до его смерти вышла книжка «Контрразведка», где генерал КГБ по Псковской области описал его подвиги. Вот и всё. 40 лет нельзя было обо всём этом говорить!
* * *
Когда он жил во Пскове, все писатели, поэты России ехали туда, как в центр литературных тусовок. И когда все ехали на пушкинские дни в Пушкинские горы, то потом все приходили к нему. Я вспоминаю своё детство, такое было окружение: Валентин Распутин, Василий Белов, Федор Абрамов... Он был близко знаком с Твардовским, Вознесенским, дружил с Рубцовым, очень уважал Шолохова, и меня назвали Григорием в честь Григория Мелехова. Это был его любимый персонаж. Таких ярких людей, которые бывали в нашем доме, много.
* * *
Отец очень любил природу, лес, был заядлым рыбаком. Он никогда не нарушал никаких рыболовных законов, не ловил рыбу в нерест. У него даже была написана книга о щуках. Он поймал более 2000 щук на Карельском перешейке. Он изучал это всё: все глубины, размеры. Он был очень глубокий в этом смысле человек.
* * *
Ещё ему нравились разные приколы. Например, его очень любил Федор Абрамов, лауреат Госпремии, зав. кафедры советской литературы, войну прошедший в СМЕРШе. Он был такой крутой, замечательный дядька. Однажды отец повёз его сома ловить, он же рыбак был мощный, а Абрамов никогда сома не ловил. Спрашивал: «А на что лучше сом клюёт?» Отец говорит: «Лучше всего на гуся». — «Как на гуся?» Отец говорит: «Его надо приготовить по особому рецепту». Написал рецепт. Тот купил гуся, приготовил по особому рецепту и спрашивает: «А как его забрасывают?» А тот говорит: «Его надо в полиэтиленовый пакет положить, чтобы он не размок, не растворился. Сом увидит и сожрет». Нацепил он гуся на крючок, кол вбил, помог ему забросить. Ночью приходит, съедает этого гуся, кладёт туда булыжник и записку: «Большое спасибо, гусь был очень вкусный. Сом Егорка». Фёдор Абрамов обиделся и какое-то время даже с ним не разговаривал.
* * *
Отец был с очень большим чувством юмора и ни перед кем не заискивал. Очень любил молодых литераторов, готов был править их тексты, если видел хоть искорку таланта. Он костьми готов был лечь за эту молодёжь. Он им сборники пробивал. Он создал во Пскове писательскую организацию. Получил несколько квартир — но всё не для себя. Сам жил практически на съёмной квартире. Я приезжал и говорил: «Папаня, ты же инвалид войны, может, хоть машину получишь, тебе же положено». Он отвечал: «Сынок, заработаешь и будешь ездить, меня каждая собака знает. А как же совесть? Машина-то мне положена, а ты будешь на ней ездить». Я говорю: «Папа, я всё понял». Вот такой был человек. Какой тут компромисс? Без вариантов.
Вот я поймаю головля. Он подходит и говорит: «Слушай, смотри: размер маленький, выпускай». А для нас, для мальчишек, он крупный был, до 20 см. Пойдет и выпустит его. Вот такой вот был человек!
* * *
Один выдающийся литературный критик сказал, что Есенин — это последний поэт деревни, а другой критик сказал: «Есенин — это не последний поэт деревни, а первый поэт деревни, но есть и поэт последней русской деревни — Игорь Григорьев».
Он, конечно, как русский национальный поэт был замолчан. Один московский поэт ему написал: «Твоя участь — быть широко известным в узких литературных кругах». Но его время придёт.
* * *
Умер он в 1996 году. На Рождество я его привёз его в Юкки. У него после всех этих ранений было заболевание легкого — туберкулёз. Ему делали операцию, удалили это всё, и после операции он прожил ещё 25 лет. Потом на месте этой операции, поскольку было много антибиотиков, выросло грибковое образование, его тоже надо было удалять, но здоровье не позволяло делать операцию. И вот он ко мне приехал в таком состоянии, практически уже умирал, мы положили его в реанимацию, за сутки его реанимировали, привезли домой, и я ему говорю: «Папаня, что ты хочешь? Кого ты хочешь видеть?», и я смог всех их пригласить. И мы сидели, пили чай, он нормальный был, контактный. Я говорю: «Ты всех повидал?», он говорит: «Всех». Это было в ночь с 15 на 16 января 1996 года. Я пригласил отца Кирилла с Парголовского храма, который его исповедовал, причастил. После этого он стал такой спокойный, светлый. И он мне говорит: «Ну что, сынок, жалко тебя оставлять, но на всё Божья воля», и пошёл, лег спать после этого. И вот я лежу и слышу: он дышит, дышит... его не стало уже.
Похоронили его здесь же, в Юкках.
* * *
Через три дня он пришёл ко мне во сне, весь светится, сияющий, и — только «спасибо», «спасибо!»
У него были проблема, как у многих поэтов: он сильно выпивал. И всё-таки мне удалось его отрезвить, и последние 15 лет он не пил. Он трезвый перешёл к Господу. Он часто говорил: «Человек я верующий, русский, деревенский, счастливый, на всё, что не против Совести, готовый. Есть у меня Матерь Богородица, Мать-Родина и моя матушка Мария». А про наше время так сказал: «В том строю не принимал я много (про Советский Союз), в этом строе отрицаю всё!»
| К оглавлению
| К следующей странице |
Спаси вас Господи!
Все права на материалы, находящиеся на сайте VZOV.RU, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на VZOV.RU обязательна.Адрес электронной почты редакции газеты: mail@vzov.ru
|
|
|
