Газета «Вечный Зов»
электронная версия газеты
Начало
Карта сайта
Контакты
Архив

Номера газет:
2013 год
2012 год
2011 год
2010 год
2009 год
2008 год
2007 год
2006 год
2005 год
2004 год
2003 год
2002 год
2001 год
Отзывы о газете

| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

Северное сияние


ТАТЬЯНА ЛАУРИНАЙТЕНЕ известна по многим публикацим в периодической христианской прессе. Ее интересуют реальные истории явления чудес Божиих. В этом номере мы публикуем одну из таких историй.

Эта история произошла тридцать пять лет тому назад в далеком северном городке под Воркутой. В семье дочери медсестры городской больницы Любы и ее мужа Анатолия ждали пополнение — второго ребенка.

Беременность проходила нормально, тем более что мама Любы была медсестрой со стажем, жила на Севере со времен ГУЛАГа, выхаживала и поднимала многих, чуть ли не со смертного одра, знала цену человеческой жизни, а потому была человеком бесстрашным и совершенно бескомпромиссным, если речь заходила о сохранении человека в какой-либо бедственной ситуации. Под ее неусыпным оком и возрастал во чреве Любы ее младенец, отслеживаемый по всем доступным в то время медицинским показателям и лабораторным обследованиям. Ничто не предвещало даже оттенка беды, но в одну из полярных ночей, когда во все небо полыхало северное сияние, Любу увезли на «скорой» с кровотечением и угрозой преждевременных родов. Врачи сделали все возможное, но ситуация развивалась вопреки ожиданиям, и к утру измученная процедурами и болями Люба, лежа на родильном столе, увидела, как ее малыша, завернутого в окровавленную пеленку, санитарка отнесла в угол палаты и бросила в мусорное ведро. Малыш родился пятимесячным и, как констатировали врачи, «нежизнеспособным».

От всего пережитого у Любы поднялось кровяное давление настолько, что врачи испугались возможной парализации и помчались собирать консилиум, Люба осталась в палате одна. Она безучастно смотрела в потолок, перед глазами плавно шли радужные круги. «Как северное сияние», — вяло подумала Люба, вспомнив цветные всполохи во все небо, которые она еще в состоянии была видеть из окна увозившей ее из дома «скорой помощи». «Ну вот, а еще говорят, что увидеть северное сияние дважды за одну ночь — к счастью…» — снова вяло подумала Люба и услышала тихий писк. Она закрыла глаза и прислушалась, писк повторился, и она быстро приподнялась, стараясь понять, откуда раздался звук. Через секунду она была твердо уверена, что это не галлюцинация, писк действительно слышался, и шел он как раз из того угла, где стояло мусорное ведро с выброшенным ребенком.
Люба осторожно встала со стола и, держась за стену рукой, медленно пошла к своему малышу, даже боясь представить себе, что она сейчас там увидит. Он лежал на груде грязных пеленок, с пережатой пинцетом пуповиной — очевидно, врачи побоялись, что он запачкает кровью пол, вот и пережали ее, тельце было лишь наполовину накрыто пеленкой, и на Любу смотрели маленькие, серьезные глазки. Малыш пискнул еще раз, и Люба почувствовала такой приступ тошноты, что, боясь упасть прямо на него, медленно вернулась на стол. В палату вбежала бледная от бессонной ночи врач с наполненным папаверином уколом. Не глядя на Любу, она спешно намочила ватку спиртом.

— А он смотрит, — тихо проговорила Люба.

— Кто? — безучастно спросила врач, подходя к ней со шприцем.

— Ребенок, — в голосе Любы стали проступать слезы.

— Где он тебе смотрит? — врач удивленно остановилась.

— В ведре... он запищал... я подошла... а он смотрит...

— Ты что, вставала?!!! Да ты понимаешь, что у тебя гипертонический криз и тебя парализовать может в любую минуту?! Ты в своем уме?

— Достаньте его... — Люба сглатывала подступившие слезы, стараясь говорить уверенно и боясь не успеть сделать все для спасения своего малыша до того, как потеряет сознание. В том, что это произойдет, она нимало не сомневалась, так как радужные круги шли уже не только по потолку, но и по всем стенам палаты.

— Кого достать? — врач уже не скрывала раздражения.

— Моего сына, он живой, он меня позвал… А если вы его не достанете, я маме скажу, что вы его уморили, она этого так не оставит...

Связываться с Любиной мамой врач точно не хотела, но и доставать из небытия младенца, уже записанного в карточке как мертворожденный, тоже не представлялось ей возможным.

— Достаньте... — твердила Люба, — ему там холодно...

— Я тебе его достану, — в голосе врачихи зазвучал металл, — достану, он у тебя через неделю дуба даст! Да ты знаешь, что для него сейчас самое главное — быть в температуре человеческого тела, где ты инкубатор возьмешь? Он либо сам помрет, либо ты с катушек слетишь, выхаживая этого... да ты знаешь, что его кормить надо через капельницу?! А где ты у него сосуды найдешь?! Даже грудничкам капельницы в голову ставят, а ему куда? — она помолчала, зло глядя на Любу, и решительно направилась к ведру.

Малыша достали, протерли чем-то желтым. «Наверное, йод», — подумала Люба, глядя на своего сыночка, ножки которого свисали с ладони врача. В ведре он показался ей больше. Увидев маленькое тщедушное тельце, беспорядочно размахивающее ручками и ножками, Люба с замиранием сердца подумала: «Я буду заворачивать его в Толины носовые платки». Больше ни о чем она думать не могла, голова гудела медным колоколом. Укол принес небольшое облегчение, ее перевезли в палату, и тут ей стало страшно. Слова «гипертонический криз» озадачили ее не на шутку. С чего это вдруг, у нее и давление-то никогда не поднималось, а тут сразу криз. Она лежала, закрыв глаза, так как даже движение век приносило боль. Но тут кто-то мягко дотронулся до ее плеча, Люба встрепенулась от неожиданности и испуганно посмотрела на наклонившуюся к ней старушку в белом халате. «Не так страшен черт, как его малюют, давление лечат сном, усни...» — тихо произнесла она и медленно вышла из палаты.

Люба проспала сутки, ее пытались будить, врачи озабоченно похлопывали ее по щекам, но она мирно спала, не реагируя ни на какие манипуляции. Зато утром она проснулась в полном здравии, и если бы не отсутствие живота и некоторые признаки прошедших родов, можно было бы предположить, что все произошедшее прошлой ночью — дурной сон. Но память преданно вернула ее к реальности.

Утром начался очередной обход, и у кровати Любы собрался небольшой консилиум. Мрачная главврач присела на стоявший рядом стул и неспешно изучила ее карточку.

— Ну, — спросила она, поднимая глаза на Любу, — и что прикажешь с тобой делать?

— Не знаю, — тихо прошептала Люба, — но ребенка спасайте, а если не спасете...

— Знаю, знаю... ты маме расскажешь, — насмешливо и зло продолжила врач. — Ну, в общем, так... — она безучастно посмотрела в окно, стараясь не встречаться с Любой взглядом. — Я не знаю, что ты там сделала, что он у тебя вылетел, но у меня здесь не детское отделение, так что — вон отсюда!

Люба собирала вещи в палате, когда на пороге вновь возникла старушка-санитарка. Она не спеша достала из кармана халата клочок бумаги и протянула Любе.

— Напиши ему, он профессор, лучший доктор по деткам, — тихо проговорила спасительница и, не прощаясь, ушла.

А Любу с малышом перевели в детскую реанимацию, где было нечто подобное инкубатору.

Туда поместили малыша, завернутого в папин носовой платок, подключили дополнительное оборудование и, как подумала Люба, «отдали все во власть судьбы», так как не было никакого ажиотажа, не было беготни, не было переживаний за жизнь этой крохи, никому до него не было никакого дела, кроме нее, а она понятия не имела, что делать дальше.

Кормили малыша из пипетки, капая смесь в маленький ротик, который приоткрывали, надавливая на щечки. Он давился смесью, сосательного рефлекса не было никакого, но глотательный был, и уже это казалось Любе счастьем: раз ест — значит, жить будет. А тут еще профессор ответил на письмо. Люба написала ему, что у нее родился малыш, такой маленький, что кроватку ему сделали из коробки от мужских туфель, и как его выхаживать, она не знает.

«Дорогая Люба, — писал профессор, — я сам из такой коробки вырос, родился недоношенным, но тогда меня выходила бабушка на русской печке. Главное в этой ситуации — тепло. Если сумеете избежать переохлаждения — вы его поднимете».

Тон письма был такой теплый, спокойный и уверенный, что у Любы впервые появилась надежда на то, что все будет хорошо. Но через две недели она увидела на носовом платке большое желтое пятно.

— Все понятно, — дежурная врач внимательно осмотрела «пеленку», — его печень не справляется с питанием, рано ему есть таким образом. Пиши отказную, мы отключим аппараты, все равно умрет, — она решительно повернулась к Любе.

Та от неожиданности ситуации, а вернее, сама не зная почему, свернула ей кукиш и выставила руку вперед, очевидно, для того, чтобы врач точнее увидела ее «ответ».

— Замечательно! — казалось, что врачиха даже обрадовалась ее хамской выходке. — Пиши расписку и вон из больницы, пусть дома подыхает.

И Люба с малышом уехала домой, а там она узнала, почему самой страшной пыткой в ГУЛАГе считалась пытка бессонницей. Уже через неделю не только она, но и все домашние ходили с красными от недосыпания глазами. Ребенка нужно было постоянно обкладывать горячими бутылками с постоянной температурой, следить, чтобы ни одна из них не была холоднее нормы. Кроме того, во избежании инфекций, была необходима стерильная чистота, поэтому все двери были занавешены марлевыми занавесками, все тщательно стиралось, кипятилось и гладилось, и все это легло на Любу, так как и ее мама, и ее муж Анатолий работали, а отпуска им были не положены по графику.

Еще через неделю Люба поймала себя на мысли, что если бы ей сейчас предложили отключить аппараты жизнеобеспечения ребенка, она бы уже не была столь категоричной. Эта мысль испугала ее настолько, что она проплакала весь день, но, даже плача, она понимала, что если не случится чудо, малыш погибнет. Он не рос, очень мало ел и был синюшно-розового, какого-то неестественного цвета, а все, кто должен был помогать ему выжить, сами были на грани нервного и физического истощения. Чудо было просто пренеобходимо, и оно произошло...

В тот день у мамы Любы был выходной, и она с утра уехала на другой край города в аптеку отоварить рецепты. Люба выполоскала постиранное белье и пошла на кухню развесить его на натянутой веревке. Она подставила небольшой стульчик, подняла вверх руки с пеленкой и тут же обессиленно рухнула вниз... подняться у нее уже не было никаких сил. Сон сковывал все тело плотным панцирем, не было никаких сил не то что пошевелиться, но даже открыть глаза. «Спать! Спать! Спать!» — кричала каждая клеточка измученного тела.

«Все, — грустно подумала Люба, — теперь он умрет. Пока кто-нибудь придет домой, он уже замерзнет...»

И от этих мыслей на нее навалилось такое чувство горя, что по щекам быстро заструились слезы, набегая на полу у лица небольшой лужицей.

— Бедный мой сыночек, — всхлипывала Люба, и ей казалось, что она умирает вместе с ним.

И тут послышался звук открываемой двери. «Мама», — радостно подумала Люба, облегченно проваливаясь в сон. Она еще успела услышать приближающиеся шаги, почувствовала чье-то присутствие, и мужской густой голос внятно произнес: «То, что тебе нужно, лежит на шкафу». Затем шаги направились прочь, хлопнула входная дверь, и все затихло.

«Все, — еще раз, но уже с ужасом подумала Люба, — я сошла с ума...»

Она лежала на полу, скованная уже не сном, а страхом. Голос странного гостя ей был знаком — это был голос ее покойного дяди, который трагически погиб два года назад.

«А может, мы уже умерли, и у нас тут тоже есть шкаф…» — продолжал предположения истерзанный мозг…

Но тут дверь снова открылась, на этот раз шаги были мамины. Люба испуганно открыла глаза. «Мама, — тихо проговорила она, — к нам приходил дядя Витя, он сказал, что то, что мне нужно, лежит на шкафу...»

Какое-то время они недоуменно смотрели друг на друга. «А что у нас на шкафу?» — тихо спросила мама. «Фен!!!» — почти одновременно вскрикнули обе.

Да, действительно, на шкафу лежал старый фен с большим прорезиненным колпаком, который надевали на накрученные бигуди. Им не пользовались уже несколько лет, но он тихо заурчал, когда его включили в сеть. Вовнутрь колпака поставили коробку с малышом, выставили нужную температуру, и все, наконец, начали спать... А еще через месяц малыш самостоятельно высунул из коробки ноги...

Сейчас «малышу» за тридцать, живет он в Санкт-Петербурге. На семейных торжествах его отец, демонстрируя крохотные пинетки на больших пальцах рук, частенько посмеивается: «Если бы я сам не надевал их ему, — он кивает на сорок четвертый размер «малышовых» туфель, — ни за что бы не поверил, что это связано для человека...»

Вот так, дорогой читатель: дважды за ночь увидеть северное сияние — все-таки к счастью...

Татьяна ЛАУРИНАЙТЕНЕ

| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

Спаси вас Господи!

Все права на материалы, находящиеся на сайте VZOV.RU, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на VZOV.RU обязательна.

Адрес электронной почты редакции газеты: mail@vzov.ru

©VZOV.RU, 2001—2013

Начало   Карта сайта   Контакты   Архив   Наверх