|
| К оглавлению
| К предыдущей странице
| К следующей странице |
Анастасия Мельникова: «Мечты должны сбываться!»
АНАСТАСИЯ МЕЛЬНИКОВА — талантливая петербургская актриса — стала известной на всю страну после выхода на экраны телевизионного сериала «Улицы разбитых фонарей». Ее начали активно приглашать в другие сериалы и проекты.
Сейчас Анастасия не только родной человек для многих ценителей ее творчества, но и пример для подражания. Роль обаятельного следователя Насти Абдуловой, блестяще сыгранная ею, значительно повысила престиж этой профессии в умах молодого поколения. Недавно на церемонии вручения профессиональных дипломов «Лучший следователь года» прозвучали данные статистики: 80% девушек, которые в этом году пришли в органы МВД, в анкете на вопрос «Почему вы выбрали эту профессию?» написали: «Улицы разбитых фонарей».
В эксклюзивном интервью газете «Вечный Зов» актриса поделилась секретами своего успеха и счастливого мироощущения.
Не могу жить без профессии
— Настя, как вы пришли в мир искусства?
— В три года я впервые посмотрела балет «Щелкунчик» Вагановской школы. Когда увидела все это волшебство, захотелось быть к нему причастной. Я много лет занималась хореографией во Дворце пионеров у Нонны Борисовны Ястребовой, которая была примой Кировского театра. Я обожаю этот удивительный великокняжеский дворец. Можно сказать, что я росла во дворце князя Владимира, где теперь Дом ученых, и на углу Фонтанки и Невского. Занятия проходили в красивых интерьерах этих зданий, и у меня такое ощущение, что детство провела во дворцах.
— Именно там появился творческий настрой?
— Он был и дома всегда. Мама замечательно играла на рояле. В доме бывало невероятное количество гостей — одаренных врачей, юристов, политиков, экономистов, очень много людей творческих. Когда в доме Лебедев, Стржельчик — это определяет твое бытие. Я безумно благодарна своим родителям, потому что одним из самых важных факторов воспитания был тот круг общения, в который родители меня поместили. Я видела, как они друг к другу относятся, как разговаривают, — это уже само по себе воспитывало.
— А профессию актрисы вы выбрали умом или сердцем?
— Никакой логики в моей жизни нет вообще, хотя, наверно, уже пора включать голову и логику, так как только на эмоциях жить невозможно. Но, видимо, это уже буду не я. Сначала об актерской профессии вообще речи не шло. Я поняла, что не смогу стать врачом, как мои родители. При виде крови мне становится плохо. Тогда я стала думать о поступлении в Университет — или на филологический факультет, или на философский. Однажды я смотрела спектакль на Моховой и вдруг совершенно четко поймала себя на мысли, что хочу быть не с этой стороны рампы, а с той. В тот момент я поняла, что голова здесь ни при чем, это что-то внутри. Когда спрашивают: «За что вы любите этого человека?», я такого вообще не понимаю. Вот люблю и все. Точно так же профессия — я не могу без нее жить.
Бог посылает знаки
— Как не ошибиться в поиске своего истинного призвания?
— Я считаю, если ты ошибся, ничего страшного в этом нет. Нужно осознать, что это ошибка, идти дальше и заниматься тем, что тебе интересно. Я совершила в своей жизни ошибку, когда ушла из этой профессии, начала заниматься другими вещами, но я осознала, что поступила неправильно, и вернулась. Не надо бояться ошибаться. Мне, например, было бы страшно, если бы я считала, что всегда права. Я человек верующий. Когда просишь о чем-то у Бога, обращаешься с молитвой, Он какие-то знаки посылает, абсолютно в этом убеждена. Я поняла, что больше без этой профессии не могу, и в мою жизнь стали приходить определенные знаки, что-то случалось, каждый день давал понять, что я должна вернуться. Нужно быть внимательными, более чуткими и молиться.
— Ваша вера тоже из семьи?
— Да. Меня крестили не тогда, когда это стало модным, а когда я родилась. Я росла в православной семье. У нас всегда отмечались Рождество, Пасха. Мама пекла куличи, красила яйца, готовила пасху. Когда мы с братьями были маленькими, папа привез из Америки Закон Божий. Мы сами эту книгу читали, никто не заставлял. Я поститься начала с 12 лет, была какая-то необходимость внутренняя. В семье родители воспитывали меня фактом своего существования — тем, как они относились к религии, как в ней жили.
— Случались ли в вашей жизни чудеса, когда вы понимали, что только Бог мог вам помочь?
— Конечно. Рождение моей дочери Маши — это какое-то Божье чудо!
Бывали, и не один раз, чудесные вещи. Мои отношения с Богом — это очень личное. Если об этом рассказывать, то что-то уходит. Мне кажется, никогда по-настоящему любящие люди не смогут рассказать, что между ними произошло. Здесь это еще важнее и глубже. Помогает Бог постоянно. Самое закономерное, что когда я исповедуюсь и причащаюсь, мне легче становится. Сложные ситуации разрешаются и становятся доступнее моему пониманию.
— Настя, какие храмы для вас особенно значимы?
— Я очень люблю храм Спаса Нерукотворного образа, потому что я в него чаще всего хожу, он рядом с домом. Люблю Преображенский храм на Пестеля. Это единственная церковь, которая работала в нашем районе, когда я была маленькая. Там отпевали папочку, там я венчалась — эта церковь особенно мне близка. Я обожаю потрясающий старинный храм в абхазском городе Очамчири. Не знаю, цел ли он сейчас. Этот храм очень тесно связан с моей жизнью, с моими чувствами. Он большую роль сыграл в моей судьбе — очень много событий происходило в то время, когда я туда попала. Мы отдыхали в Сухуми, и сухумская церковь была закрыта на реставрацию. Ближайший храм находился в Очамчири, он был построен в 12-м веке, по-моему.
Крещение не просто традиция
|
НАСТЯ С ДОЧЕРЬЮ МАШЕЙ, племянницей Сашей и о. Владимиром, священником Макарьевского монастыря под Нижним Новгородом | |
— Насколько важно, на ваш взгляд, в жизни человека таинство крещения?
— Крещение не просто красивая традиция, это серьезный шаг. У меня были сомнения: с одной стороны, хотелось, чтобы моя дочь сама пришла к этому решению, но, с другой стороны, я понимала, что раз веками маленьких детей крестили, значит, это правильно, и я имею на это право. Маша — свободная личность. Если она вырастет и, не дай Бог, поймет, что хочет принять другую веру, это будет уже ее право выбора. Очень надеюсь, что этот шаг, который я за нее совершила, будет с ней навсегда. Для меня это невероятно важное событие, жизненная необходимость.
— Жизнь творческого человека полна неоднозначных вопросов, ситуаций выбора, предложений, искушений. Как вы определяете — то новое, что возникает перед вами, — оно от Бога или от лукавого?
— У меня есть духовный отец. Когда какие-то сомнения и чего-то не понимаю, я снимаю трубку, звоню и спрашиваю. Есть люди, которые разбираются в жизни гораздо лучше меня, чувствуют все изнутри, более компетентны, и мне проще спросить. Конечно, есть ситуации, где я должна сама принимать решения. Для этого и даются испытания — я должна максимально достойно их пройти.
Затрачиваемся очень сильно
— Вы однажды сказали такую фразу: «Наверное, не было бы Насти Мельниковой без моей Насти Абдуловой». Как обычно происходит: вы создаете роли или роли создают вас?
— Только я создаю роль, потому что персонаж на меня повлиять не может. Я говорила это в том плане, что эта роль мне дала ту популярность, ту известность, которая у меня сегодня есть. Благодаря этой роли меня узнали, стали приглашать в театры, в другие проекты, на телевидение, но она не повлияла на меня как на личность.
— Есть мнение, что актерская профессия опасна тем, что, входя в образ, актер невольно берет на себя грехи, противоречия, страдания своего героя, а это выдержать непросто...
— Мне своих грехов вполне достаточно. Конечно, я постоянно думаю о роли. Особенно это в театре происходит. Когда я долго репетирую роль, даже дома, когда стою на кухне и что-то готовлю ребенку, то думаю: а как этот персонаж это делает? Я бы никогда не совершила то, что написано в роли, и мне важно понять точку зрения моей героини.
— То есть после работы вы не переключаетесь на другое, а продолжаете анализировать роль?
— Я дома постоянно анализирую, ни на секунду не отключаюсь, потому что наша работа происходит не только на съемочной площадке или на сцене. Она продолжается и в то время, когда я еду за рулем: что-то придумываю, пытаюсь понять, почему героиня совершила тот поступок или этот.
— Где проходит граница между вами и вашими персонажами?
— Когда я играю — да, это не я, но когда я ухожу со сцены, естественно, я возвращаюсь в этот мир. Если бы я оставалась там, это бы уже была болезнь. Есть замечательная история. Как-то Дастин Хоффман встретил Лоуренса Оливье, уже пожилого артиста, долгое время игравшего Отелло. Хоффман сказал: «Понимаете, сэр Лоуренс, я сегодня должен играть человека, который измучен жизнью. Я всю ночь специально не давал себе спать, чтобы у меня был бледный и изможденный вид, чтобы мой герой еле вышел на площадку». Лоуренс выслушал эту тираду и спросил: «Дастин, простите, а вы играть пробовали?» Это профессия, надо уметь играть. Нельзя сказать, что я выхожу на сцену и каждый раз по-настоящему умираю. Ни у одного артиста на это сердца не хватит. А что затрачиваемся очень сильно — это да.
— «Наша служба и опасна, и трудна...» В реальной жизни вы представляете себя сотрудником правоохранительных органов?
— Нет, никогда не смогла бы там работать. С невероятным уважением и трепетом отношусь к людям этой профессии. При той жестокости, которая происходит вокруг них каждый день, многие из них (я не идеализирую) остаются чуткими, добрыми и порядочными людьми.
— На съемках вы обычно сами выполняете трюки?
— Сейчас уже в разумных пределах. Допустим, если мы снимаем погоню, я за рулем нахожусь большую часть этих трюков. Когда разводится мост и моя машина взлетает на него, заезжаю я сама, а в тот момент, когда машина перескакивает через раскрытый мост, в ней уже профессиональный каскадер. Я считаю, особенно после того как родила дочь, что не имею права рисковать своей жизнью. Жизнь моя мне уже не принадлежит, она принадлежит моему ребенку. Кроме того, это вообще страшный грех — относиться к своей жизни пренебрежительно. Если тебе этот дар дан, то ты должен это испытание максимально достойно пройти. Поэтому я выполняю трюки, но только до того момента, пока не требуется профессиональная подготовка каскадера.
Хочу оставаться нежной и слабой
|
С ДОЧЕРЬЮ Машей и Портосом | |
— В образе следователя Насти Абдуловой гармонично сочетаются женственность и сила. А в жизни что для вас важнее — быть «железной» или хрупкой и нежной?
— Я хочу быть хрупкой, слабой, нежной женщиной. Сейчас у меня так жизнь сложилась, что приходится самой обеспечивать своего ребенка. Я не считаю, что женщина должна быть сильной. Она в первую очередь жена и мама. Профессия и все остальное — на втором плане. Не дай Бог мне стать мужчиной в юбке! Я хочу оставаться нежной и слабой. Как только будет возможность, все проблемы переложу на широкие и надежные мужские плечи.
— Настя, вы помните ощущения от исполнения своей первой роли?
— Дикий страх и невероятное удовольствие! Что это было — не помню, но, конечно, это был театральный институт, первый курс. Я пыталась органично существовать, ничего не играя, только произнося текст. Когда абитуриент, который ничего не умеет, начинает играть — это катастрофа. Сейчас, уже во взрослом состоянии, я это понимаю. А вот когда, тоже на первом курсе, мы начали делать этюды — изображать эстрадных певцов, готовить цирковые номера — это уже было так интересно! Смесь ужаса, страха с невероятным удовольствием, а потом куда-то несет и уже не понимаешь, где ты и что ты.
В нужное время в нужном месте
— Расскажите о новом проекте «Литейный, 4». Чем он вас заинтересовал?
|
«НАША СЛУЖБА и опасна, и трудна...» | |
— Он заинтересовал меня потрясающе профессиональными людьми, количеством талантов, которое вдруг собралось в одно время в одном месте. Кроме моих обожаемых коллег — Нилова, Селина и Федорцова, там очень талантливые режиссеры, с которыми мне посчастливилось работать. Так, как меня снимал оператор Дмитрий Плюснин, меня раньше не снимал никто. Мне в проекте нравится все: сценарии, режиссура, идеальное обеспечение съемок. Я никогда не жалуюсь, и съемочные группы относятся ко мне очень внимательно, но такого трепетного отношения к себе я раньше не встречала. В этих людях какое-то удивительное сочетание невероятного профессионализма, порядочности, чуткости и умения дружить. У меня есть ощущение абсолютной защищенности на этом проекте. Я первый раз работаю с таким ощущением. Даже не говорю о бытовом комфорте, потому что он полностью обеспечен. В работе с таким напряженным графиком особенно важен комфорт душевный. Он на нашей съемочной площадке тоже присутствует. И это большое счастье.
— «Вечный покой сердце вряд ли обрадует...» — это о вас? Что будет, если вас поместить в абсолютно безмятежную обстановку, когда не надо ни спешить, ни волноваться?
— Это уже буду не я. Но никогда не говори «никогда». Может быть, настанет момент, когда я не захочу никуда идти. Сейчас я хочу этого покоя, наверно, на сутки — на двое. Я высплюсь, а дальше мне этот покой не нужен. Пока есть силы, мне очень хочется активной жизни. Я могу пролежать 2-3 дня на берегу моря с обожаемым ребенком и книжкой, но я должна знать, что потом я возвращусь опять в эту круговерть.
Ты мое все!
— Настя, какие ценности вы хотели бы привить вашей дочери?
— Я бы хотела, чтобы она выросла чутким, добрым и порядочным человеком. И образованным. Маша уже сейчас девочка верующая, что для меня очень важно. Я никак на нее не давлю, но когда дочь видит, что, проходя мимо храма, я всегда крещусь, она тоже это делает. У нас окна выходят на Спас-на-Крови. Маше было годика три. Я смотрю: она бежит, вдруг в окно увидела храм, перекрестилась, поклонилась и побежала дальше. Она не видела, что я шла за ней. У нее это уже внутренняя необходимость. Я считаю, что важны вера, образование и пример взрослых. Ребенок видит, как я люблю свою маму, что мы для мамы — все на этом свете. Как-то ночью Маша проснулась и спрашивает меня: «Мамочка, скажи, пожалуйста, что я для тебя такое?» Я говорю: «Ты мое все!» Она так радостно: «Молодец, мам!» — и снова уснула. Дочь знает, что если я не на работе, то я с ней. На меня многие мои друзья уже обиделись, но это данность: если день рождения в ресторане, куда нельзя взять ребенка, я на него не пойду. Я поеду к Маше.
— Вы организуете для дочери удивительные праздники, окружаете ее волшебной сказкой. Насколько важно, чтобы мечты сбывались?
— Очень важно. Если какая-то моя мечта не сбывается, у меня портится настроение, характер, и мне тяжело с этим справиться, поэтому я считаю, что мечты должны сбываться. Просто надо воспитывать ребенка так, чтобы несбывшаяся мечта не была трагедией. Нужно быстренько придумать себе другую мечту.
Мне иногда говорят: «Настя, зачем? Ты должна вернуться в реальный мир!» Не хочу я в этот мир возвращаться! Я придумала себе свой красивый замок, свою прекрасную сказку, я в ней живу. При этом адекватно решаю материальные, технические вопросы. Считаю, человек должен добиваться своей цели. Я оказалась девочкой упорной. В моей семье стать актрисой — это было совершенно невозможно: все серьезные ученые, врачи. Я актрисой стала. После тех аварий, в которые я попадала, мне все врачи говорили, что неизвестно, будут ли у меня дети. Но я захотела Машу, и она у меня родилась. Дом, где я выросла, находится напротив Летнего сада, рядом со Спасом-на-Крови. Купить квартиру в таком доме, тем более женщине, достаточно сложно. Но невозможное свершилось: я своему ребенку купила квартиру в этом доме. Все мои «несбыточные» мечты сбываются, потому что я методично к этому иду. Мне кажется, ребенку так надо внушать: «Нельзя опускать руки, нужно идти к осуществлению своей мечты, если она у тебя есть». Естественно, когда Маша говорит: «Мамочка, я хочу белый замок на берегу моря», я понимаю, что в данную минуту я этого не могу. Все сразу невозможно. Но почему-то у меня внутри абсолютная убежденность, что все равно этот белый замок у нее будет.
— Осуществлять желания дочери — это удовольствие для вас?
— Маша — удивительно чуткий, добрый человек. Я ее воспитываю не для того, чтобы когда-нибудь она что-то дала в ответ, взамен. Я отношусь к тем людям, которые рожают детей и получают удовольствие от того, что за ними ухаживают. Недавно меня просто убило высказывание одной знакомой, у которой 18-летний сын: «Я на него столько сил положила, я его туда и туда водила, он мне должен!» Я не понимаю, почему дети нам что-то должны. Они будут должны своим детям, когда те у них появятся. У меня от Маши совсем другое ощущение. Когда я прихожу домой, у нее самой постоянно желание сделать мне что-то приятное: каждый раз для меня нарисован какой-то рисунок, сделана какая-то игрушка. Этому ребенку хочется отдавать все больше и больше любви. Я ращу дочь не для того, чтобы обеспечить себе старость, а для того, чтобы она была счастлива. У меня другое отношение к этой жизни. Если дочь принесет стакан воды в старости, слава Богу. Но дай Бог, чтобы мне не надо было подносить этого стакана. Мне бы хотелось веселую, живую старость, чтобы я могла и тогда помочь Маше, максимально ее разгрузить. Носилась бы в своем кабриолете и развозила внуков: одного на английский, второго — на французский, третьего — на музыку, четвертого — в бассейн. А моя дочь в это время могла бы работать, учиться, получать удовольствие от жизни.
Ощущение счастья
|
В КРУГУ СЕМЬИ | |
— Присутствует ли в вашей жизни такое понятие, как вечный зов, и что это для вас?
— Да, для меня это вера, это церковь, это любовь — к Богу, к своему ребенку, к своей семье. Я обожаю свою страну, землю, на которой живу, — это вечные ценности, вечные понятия для меня.
— Настя, за что вы особенно благодарны Богу на данный момент?
— За Машу. Для меня счастье — это ряд определенных моментов в моей жизни. Оно как-то собиралось. Когда мамочка очень болела и врачи сказали, что опасность миновала и она выживет, было ощущение счастья. Когда я стояла в театральном институте на лестнице и услышала свою фамилию среди людей, которые прошли третий тур, я понимала, что поступила — то, что невозможно, было ощущение счастья. Когда на третьем курсе я вышла на сцену БДТ, открылся занавес, я стояла впереди, а за мной было 40 человек — труппа Большого драматического театра, и там были Ковель, Басилашвили — все, и я с этими людьми стояла на сцене, — это было ощущение счастья. А когда я открыла глаза и мама сказала: «Девочка жива, такая лохматая!» — это было ощущение абсолютного счастья!
— А чего бы вы пожелали читателям газеты «Вечный Зов»?
— Я бы хотела, чтобы у каждого человека был дом, в который ему хотелось бы возвращаться. Для меня невероятное значение в жизни имеет дом. Это не конкретные стены. Для меня дом был всегда там, где находились мои близкие, родные, любимые люди. Когда мои мама, папа и братья жили у Марсова поля, дом был здесь.
Потом мы летом уезжали в Мельничный Ручей — дом был там. Когда мы проводили в Сухуми все лето, он был в этом городе. Дом там, где тебя кто-то ждет, где ты кому-то очень нужен. Я лечу домой как сумасшедшая, потому что знаю, что там у меня есть такое удивительное существо — Машенька, и она меня ждет. Я очень хочу, чтобы у каждого человека было место, где его ждут, где ему хорошо.
Беседу вела Вера МУРАВЬЕВА
Фотографии из архива
Анастасии Мельниковой
| К оглавлению
| К предыдущей странице
| К следующей странице |
Спаси вас Господи!
Все права на материалы, находящиеся на сайте VZOV.RU, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на VZOV.RU обязательна.Адрес электронной почты редакции газеты: mail@vzov.ru
|
|
|