Газета «Вечный Зов»
электронная версия газеты
Начало
Карта сайта
Контакты
Архив

Номера газет:
2013 год
2012 год
2011 год
2010 год
2009 год
2008 год
2007 год
2006 год
2005 год
2004 год
2003 год
2002 год
2001 год
Отзывы о газете

| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

Дмитрий Достоевский: «Федор Михайлович, будучи на Небе, ведет меня по жизни»


ДМИТРИЙ ДОСТОЕВСКИЙ — правнук великого писателя — достойный представитель древнего рода в современном мире. Он консультант Музея Достоевского по всем вопросам, связанным с жизнью и творчеством своего прадеда, активно выступает с докладами и лекциями как в России, так и за рубежом, стремясь повысить интерес молодого поколения к произведениям Федора Михайловича.

Дмитрий Андреевич освоил 23 профессии, желая реализовать различные грани своей деятельной натуры, и убежден, что важные черты характера унаследовал от прадеда. Он глава дружной православной семьи, в которой свято сохраняется память о Федоре Михайловиче Достоевском.


Федора Михайловича приуготовили священники


В семейном кругу: Дмитрий Андреевич с женой Людмилой Павловной, сыном Алексеем, невесткой Натальей и внучками Анной и Верой (год назад у Дмитрия Андреевича появилась третья внучка — Мария).
В СЕМЕЙНОМ КРУГУ: Дмитрий Андреевич с женой Людмилой Павловной, сыном Алексеем, невесткой Натальей и внучками Анной и Верой (год назад у Дмитрия Андреевича появилась третья внучка — Мария).
— Что для вас значит быть потомком Федора Михайловича?

— Так Бог устроил, что после моего прадеда наше фамильное древо стало очень слабеньким. Сам Федор Михайлович родился в многодетной семье, где, кроме него, было еще 7 детей — и сестер, и братьев, а в дальнейшем следующее потомство появилось только у сына Достоевского — Федора Федоровича. У него родилось двое мальчиков, один из которых умер в 16 лет. В семье продолжалась традиция называть старшего сына именем отца. В книге Волоцкого «Хроника рода Достоевских» присутствуют сведения о третьем Федоре Федоровиче — самом младшем. Он рано начал писать стихи.

Многие известные люди говорили, что из-за его ранней смерти мы потеряли большой талант, другого Достоевского — поэта. Но остался второй сын — Андрей, мой отец. Он жил уже в советское время. Ему было тяжело, потому что над ним довлело высказывание Ульянова-Ленина об архискверном Достоевском. И к тому же на первом съезде советских писателей заявили о том, что Достоевского надо сбросить с корабля современности. Он даже не издавался как реакционный писатель несколько лет вообще — с 36-го по 47-й год. После смерти моего отца я стал заниматься всем, что связано с сохранением традиций и ценностей нашего рода. Моя жизнь разделяется надвое: во-первых, принадлежать Федору Михайловичу как гению, неся его гены в себе, понимать, что любой человек выделяет тебя. И если к тебе обращаются, позвонят, ночью разбудят и спросят что-то о Достоевском, то ты должен проснуться и не стенать, а ответить человеку. Ведь этот человек, обращаясь ко мне, может быть, виртуально обращается к Федору Михайловичу.

А как иначе? Поэтому, конечно, принадлежишь ему, и, с другой стороны, надо прожить собственную жизнь и реализовать свои интересы и задачи, не связанные непосредственно с Достоевским.

— Два года назад отмечалось 500-летие рода Достоевских. Какие новые открытия сделаны в его исследовании?

В родовом гнезде в Беларуси
В родовом гнезде в Беларуси
— Можно сказать, что вообще-то этот род прослеживается 800 лет, потому что 300 лет Достоевские были с другой фамилией. Многие татары, придя на Русь, были притянуты мощным православием. Военачальник Ослан Челебей вдруг обнаружил на Руси нечто, что заставило его остаться здесь и принять веру православную. Затем он начал служить русским князьям. Это было за 300 лет до зарождения Достоевских. В дальнейшем один из потомков Челебея — Данила Ртищев — оказался стольником при пинском князе (это земли теперешней Беларуси). Он настолько отличился, что князь дал ему грамоту с дарением земли с главным селом Дастоева. По тем традициям, одна из ветвей Ртищевых, утвердившись на этой земле, переменила свою фамилию по названию нового родового гнезда, и они стали называться Достоевскими.

Еще должен сказать, что исследования достоеведов и сотрудников Музея Достоевского позволяют подтвердить мое отношение и к другому классику русской литературы. Когда мы восстановили древо Достоевских, начиная от первого представителя рода, то выяснилось, что в его семье было три сына. Про младшего ничего не знаем, средний был назван Львом, впоследствии он получил фамилию Достоевский, а старший был Арсений. Так вот этот Арсений создал фамилию Арсеньевых, из которой потом появился Лермонтов. То есть из одной семьи — два таких великих человека!

Изучая историю своего рода, я пришел к важной мысли. Феномен гениальности моего прадеда связан с тем, что Достоевские до Федора Михайловича в большинстве своем были священниками. В их деятельности важное место занимала проповедь перед народом. Цель проповеди — донести до людей Слово Божие в полном объеме, чтобы оно осталось в сердце. Этот опыт предков накапливался веками и воплотился в гениальности Достоевского. Федора Михайловича приуготовили священники.

— Проявлялась ли у членов вашей семьи тяга к литературному творчеству?

— Для потомков Достоевского существуют некие табу на продолжение генетической передачи литературного дарования. И сын писателя Федор, мой дед, и мой отец, и я — все мы, в общем-то, не лишены способности писать, но уже начиная с Федора-младшего было понятно, что после такого гениального предка, как Федор Михайлович, остальные уже не должны использовать этот дар. В одной юмористической передаче было сказано: «Дюмов нам не надо!» Достоевских нам не надо много, достаточно одного. Поэтому Федор-младший писал и сжигал, потому что не мог этого себе позволить. И я, в свою очередь, пишу, но тоже в стол. Это как болезнь — надо. Доходит до того, что у меня появляется картинка в голове, и я могу не спать ночью, она меня мучает. Мне надо сесть, написать, и тогда образ уходит, то есть я реализовал его письменно.

Не креститься ли нам здесь и сейчас?


— Дмитрий Андреевич, а как вы пришли к вере в Бога?

— Я жил в советское время и был неверующим. Не был атеистом, понимал, что, возможно, что-то там есть. Иногда останавливался, проходя мимо церквей, видел свечи, слышал звуки оттуда, они меня интересовали. Но входить я не решался. Однажды сюда приехал мой свойственник, достаточно известный и в Советском Союзе, и потом в России барон Фальц-Фейн, чтобы посетить восстановленные могилы своих предков Епанчиных, адмиралов российского флота. Священник пригласил его войти в часовню там же, на кладбище. Весь народ остановился на ступеньках, и я затормозил. Тогда Фальц-Фейн оборачивается и говорит: «Ну что ж ты, входи!» И я вошел. Это был очень важный момент. Я себя как советского человека тогда сломал и вошел в храм, хотя и был тогда еще некрещеным. На меня это произвело впечатление, и я все больше стал задумываться: а я-то что такой некрещеный нехристь? Спросил маму. Она говорит: «Тогда боялись крестить, потому что это все докладывалось. А тебя с такой фамилией я вообще побоялась привести в церковь». Тогда я понял, что надо самому принимать решение. Как-то мы всей семьей — я, жена и сын — оказались в Старой Руссе. Так сложилось, что возник вопрос: а не креститься ли нам здесь и сейчас? Я подумал: лучшее место, где это возможно, — именно Георгиевская церковь, где молился Федор Михайлович. Там был очень интересный и привлекший меня батюшка, архимандрит на покое Агафангел, который крестил нас по полному обряду.

— Как изменилось ваше отношение к жизни после уверования и крещения?

— Наверно, это проходит любой человек, крестившийся уже взрослым. Резко изменилось мое отношение к собственной жизни, к проблемам, которые возникают. Они становятся не столь жесткими и принципиальными. Понимаешь, что есть вещи, которые более важны. Легче стало жить. Я не думал, что смогу умерить свой взрывной характер. И все-таки это действует, изменения достаточно серьезные. Для меня очень сложен путь воцерковления, потому что надо себя умалять, работать над собой, мне еще долго надо идти по этому пути.

До сих пор мне снится трамвай


— Подобно Петру I, вы освоили двадцать профессий!

— Если точнее, то двадцать три. Я совершенно осознанно в тот момент, когда надо было получать какое-то дальнейшее образование, окончив школу, почувствовал в себе тягу к общению с людьми вообще и с людьми как можно более разными. Это, как я понял, можно получить через различные профессии. Я занимаюсь одним делом, достигаю каких-то там классов, ступеней, потом появляется мысль, что все, я достиг в этом вершины. Эта вершина меня удовлетворяет, и появляется интерес к другому. Первая моя профессия — алмазчик. Я занимался алмазной гранью на хрустале. Был у нас когда-то большой завод художественного хрусталя, где производили хрустальные вазы с рисунком. Я иногда, бывая в гостях у своих друзей, бросаюсь к буфету, видя какую-то вазу со знакомым мне узором, потому что у меня сразу появляется мысль: а не моя ли это ваза здесь стоит? Художественные способности, я думаю, мне передались по наследству. Еще Федор Михайлович рисовал разные лица и готические соборы на полях своих рукописей — они же все заполнены его рисунками. Даже можно узнать, как выглядел в сознании Достоевского Раскольников. Там есть его портрет.

Были разные поводы для смены работы. Например, трамвайщиком я стал по той причине, что женился и обменял свою квартиру на другую. Я оказался в доме, где жили в основном водители трамвая, и напротив был трамвайный парк. Со всеми познакомился. Они говорили: «Иди к нам!» В итоге я пришел к ним, 8 лет отдал этому делу, стал водителем-учителем, достаточно высокой планки достиг. Это очень интересная и тянущая назад работа. До сих пор мне этот трамвай снится — как я на нем езжу.

— Наверное, есть что вспомнить из этого периода?

— Во время работы произошел случай, от меня совершенно не зависящий. У трамвая отказали тормоза, и он, неуправляемый, летел, как снаряд. Впервые я понял, что значит фраза «волосы на голове зашевелились». Они действительно шевелятся в такой момент: 40-тонный снаряд, разогнанный до 50 километров в час, летит в никуда и может натворить что угодно, и я ничего не могу сделать. На перекрестке, пролетев остановку, я сбил продуктовую машину. Передняя часть трамвая была разбита, я успел выскочить из кабины за несколько секунд до удара. Трамвай остановился на виадуке, потому что не мог ехать вверх. Все достаточно счастливо закончилось, никто не пострадал. Сын, возвращаясь из школы, видел мой разбитый трамвай, но это его не испугало, и через некоторое время он тоже влюбился в работу трамвайщика.

Мой сын — капитан Валаамского флота


— Расскажите о вашем сыне, праправнуке Достоевского.

— Визуально он похож на Федора Михайловича еще больше, чем я. И в духовном плане я начинаю признавать первенство Алексея. Мне до сегодняшнего дня приходится выдавливать из себя советского человека, а для того чтобы полностью понять Достоевского, нужно быть совершенно свободным. Сын, рожденный в 75-м году, образовался уже в более свободном государстве. Его трактовка творчества Достоевского несколько отличается от моей, и она мне нравится больше, чем собственная. Начиная с моряка, он трудился на Валаамском монастырском флоте (этот флот насчитывает несколько кораблей, принадлежащих монастырю) и теперь дослужился до капитана одного из судов. Когда начинается навигация, он 15 дней на Валааме, 15 — в семье. Есть интересный факт, связанный с крещением нашей семьи архимандритом на покое Агафангелом. В городе было мнение о том, что он пророчествует. После крещения моего сына он произнес такую фразу: «Ну что, будешь сначала моряком, а потом — священником». Алексею тогда было 13 лет, и он об этом еще не думал. Но вот он теперь моряк! Недавно сын ездил на юбилей Достоевского в Сибирь и встретился с Томским Владыкой, который, узнав, что Алексей работает на Валааме, говорит: «Давай я тебя сделаю священником, тем более ты моряк! Будешь ходить на корабле по Оби, венчать, крестить, будет такая церковь на пароходе». Это уже близко ко второй части пророчества Агафангела! Сын сказал, что он принадлежит Валааму и еще не готов к этому.

— Дмитрий Андреевич, какие качества вашего прадеда вы унаследовали?

— Как утверждает моя жена и я сам чувствую, во мне присутствуют довольно сильные черты характера Федора Михайловича. Достоевский был очень эмоциональным, вспыльчивым человеком, сложно сходился с людьми (я мягче его в смысле общения), но был отходчив, чрезвычайно и даже принципиально честен. Все эти качества я в какой-то степени наблюдаю и в своей натуре. Думая о том, что на сегодняшний день происходит в моей семье, можно предположить, что у Федора Михайловича примерно то же самое было. А если мы еще живем таким патриархальным укладом, все вместе, так тем более (семья Дмитрия Андреевича — это жена Людмила Павловна, сын Алексей, невестка Наталья и три внучки: Анна, Вера и Мария — прим. В. М.).

Я исцелился от иконы!


— Бывали в вашей жизни чудеса, когда вы ощущали помощь свыше?

— Это такая громадная тема! Я нормальный современный человек и не впадаю в какую-то мистику. Идя длинной дорогой воцерковления, я начал замечать, что Федор Михайлович, будучи на Небе, ведет меня по жизни. Например, я заболел раком в 80-м году, стоял вопрос о жизни и смерти, и после всяческой химиотерапии у меня появилась жуткая язва желудка. Это продолжалось в течение 20 лет, меня мучили страшные боли. Однажды в мае в Старой Руссе, на Чтениях Достоевского, произошло необъяснимое для меня событие. Вместо того чтобы пойти на очередную интересную сходку достоеведов, я отправился в церковь, именно в ту Георгиевскую церковь, где молился Достоевский, где находится чудотворная икона Старорусской Божьей Матери. Меня повела туда неодолимая сила. Во времена Федора Михайловича священник этого храма отец Иоанн Румянцев был его лучшим другом. Про него единственного Достоевский написал: «Это истинный мой друг». Работая над «Братьями Карамазовыми», он опирался именно на беседы с отцом Иоанном. Я пришел в храм, и там произошел катарсис, которого я сначала не понял. Вернулся из церкви, впал в сон и на следующий день стал готовиться к отъезду, потому что понимал, что сейчас должны начаться эти самые боли. Но вдруг их нет, на другой день — нет. И я дождался последнего дня чтений, спокойно уехал домой. Ничего не происходило, болей, мучивших меня 20 лет, не было! И только через полгода я понял, что тогда произошло лично для меня чудо, что я исцелился от иконы Старорусской Божьей Матери. С тех пор пошел уже седьмой год, и никаких намеков вообще, как будто язвы никогда и не было.

Достоевского читают и любят за рубежом


— Дмитрий Андреевич, как вы считаете, к чему вы призваны Богом в земной жизни?

— Мое призвание как православного, верующего человека — это, конечно, проповедование православной и общехристианской линии в творчестве Достоевского. Имя Федора Михайловича для меня — одно из основополагающих. Я уверен в том, что если человек не знает православия, то он до конца так и не поймет, что хотел сказать Достоевский своими произведениями.

— Вы много ездите по миру, рассказывая о Достоевском. Как воспринимают его творчество за рубежом?

— Возьмем, к примеру, Германию и Францию. В Германии главный роман Достоевского — «Преступление и наказание». Лучший детектив всех времен и народов. Это страна порядка, у них предполагается, что за каждое преступление должно быть по закону наказание. А во Францию въезжаешь — там возникает другая ситуация. Французы очень эмоциональны, сильно близки нам в своем прекраснодушии. Они безалаберны несколько в жизни, как и мы. Поэтому там на первый план выходят «Братья Карамазовы». А Япония — вообще особый случай. Там Достоевский возведен в пантеон национальных героев. Когда я выступал на японском радио, один журналист мне сказал: «У нас сейчас отдельной книгой в полтора миллиона экземпляров выпущены “Бесы”». Я спрашиваю: «Почему такой большой тираж?» А он говорит: «Сейчас весь мир погружен в терроризм, и мы совершенно четко знаем, что Федор Михайлович — единственный, кто мог сказать, из чего, из какой человеческой грязи возникает этот терроризм. И мы хотим, чтобы наша молодежь это знала».

— Несколько иностранных студентов мне говорили о том, что начали изучать русский язык благодаря увлечению творчеством Достоевского. Им хотелось читать его в подлиннике.

— Я достаточно хорошо поездил по Европе и встречал многих священников, перешедших из католицизма и протестантизма в православие только потому, что Достоевский им объяснил истинность православной веры и они сделали для себя выбор. Я знаком с ведущей актрисой Белградского театра Иваной Жигон. Недавно она принимала там православный хор из Петербурга. Она прекрасно знает русский язык именно потому, что тоже хотела читать Достоевского в подлиннике.

— Между строк произведений Достоевского часто зашифрованы евангельские тексты...

— Это такая удивительная вещь! Появляются священники, которые все чаще заявляют о себе на Достоевских чтениях и в Старой Руссе, и в Петербурге. Они выступают с докладами на тему «Зашифровка Священного Писания в текстах Достоевского». Просто обалдеваешь (это слово здесь наиболее точно), как хитро он это зашифровывает! Меняется восприятие героев и оценки некоторых событий в его романах, если исходить из знания текстов Евангелия и вообще церковной жизни. Батюшки в этом плане нас здорово удивили!

Он выбирал квартиры рядом с храмами


— В своих произведениях Достоевский постоянно утверждал Божьи заповеди, а какое место занимала вера в его повседневной жизни?

— Можно исходить из двух источников: из писем и воспоминаний Анны Григорьевны, его супруги, и из писем самого Федора Михайловича. Конечно, это была верующая семья с верующими детками. Каждое воскресенье они обязательно были в церкви рядом с местом жительства. Если говорить о последнем адресе, во Владимирской церкви. Там произошла удивительная вещь. Я принимал участие в подготовке открытия храма. Раньше в здании храма был электронно-вычислительный центр Исполкома Ленсовета. Было жуткое зрелище: вместо крестов торчали антенны. Когда городом это здание было передано Церкви, вскрыли дополнительные стенки вычислительного центра, и там оказался замурован весь красивый деревянный иконостас. В конце 20-х годов, когда закрылся храм, встал вопрос об уничтожении иконостаса, и кто-то геройски, зная, что за это можно попасть в тюрьму или в Сибирь, спрятал его. И теперь мы можем смотреть на те самые иконы, которым молился Федор Михайлович. Я думаю, что это чудо свершилось не без его помощи.

— Достоевский много раз менял адреса в Петербурге и всегда выбирал квартиры рядом с храмами. Почему он так поступал, ведь не каждый верующий человек хочет жить непременно у церкви?

— Сам Федор Михайлович нам это объяснил. В своем дневнике он написал: «На 150 процентов я сейчас уйду из жизни». Он обратился к своему другу Дурову с вопросом: «Что будет там, после?» Тот ответил: «Кучка праха».

— Вот так обнадежил...

— Да, Достоевский пишет, что он совершенно не был согласен с этим ответом, не удовлетворен. Он хотел на чем-то последнем остановиться перед уходом, и однажды сделал такую запись: «Свершилось чудо! Пасмурное небо раскрылось, появилось окно, из которого солнечный луч, пройдя через облака, упал на крест рядом стоящей церкви». Чудесное явление настолько в нем запечатлелось, что-то произошло, и эта картина была ему нужна снова и снова. Поэтому квартиры он искал ближе к церкви. Мало того, из какого-то окна обязательно должен был открываться вид на купол и крест церкви или собора.

— Насколько органичным вам кажется памятник вашему прадеду у станций метро «Владимирская» — «Достоевская»?

Памятник Ф.М. Достоевскому у станции метро «Владимирская» — «Достоевская»
Памятник Ф.М. Достоевскому у станции метро «Владимирская» — «Достоевская»
— Этот памятник я хорошо воспринял, присутствовал на его открытии. Но у меня было свое мнение о том, где памятник должен стоять. Есть симпатичное воспоминание одного из современников Достоевского, который обнаружил его после церковной службы в окружавшем Владимирскую церковь палисадничке, который сейчас закрыт для входа. Он сидел там на скамейке и беседовал с журналистом. В это время маленький мальчик решил делать куличики на пальто Федора Михайловича, которые в пылу спора Достоевский смахнул. Когда мальчик пришел и спросил, где его куличики, писатель, не задумываясь, ответил: «Я их съел». Ребенок был вполне удовлетворен ответом. У прадеда всегда особое отношение к детям было. У меня есть желание поставить если не памятник, то хотя бы бюст Достоевского именно здесь, в палисаднике церкви, поскольку это была семейная церковь и основная для него перед уходом в иной мир. Также хотелось бы, чтобы вышло полное собрание сочинений Достоевского с комментариями Церкви.

Федор Михайлович был оптимистом


— Александр Блок писал: «С юношеских лет, а то и позже, наш ум, совесть нашу начинает тревожить угрюмое имя — Достоевский». Умел ли великий писатель искренне радоваться жизни?

— Угрюмым я Федора Михайловича никогда бы не назвал. Могу подтвердить, что в нем вместилось все. Это человек, который старается из темноты, из борьбы светлого и темного вывести людей к свету. Достоевский в детстве был вообще большой шалун и весельчак, по воспоминаниям брата писателя Андрея Михайловича. Был самым резвым, придумывал всякие розыгрыши и игры. Таким он, в принципе, и остался по большому счету. Если читать воспоминания Анны Григорьевны о семейной жизни Достоевского, то там постоянно происходили некие розыгрыши, назовем это ребусы и загадки. Он часто произносил какие-то фразы, которые ей надо было долго разгадывать. В конечном счете она понимала, что это такая шутка, юмор. Писатель не терял ощущения света в собственной натуре. Юмор ему был присущ, и пытливые читатели замечают нотки светлой иронии на страницах его романов. Оскаром фон Шульцем даже написана интересная книга «Светлый, жизнерадостный Достоевский». Она убедительно подтверждает то, что Федор Михайлович был оптимистичен и светел в своем сознании.

Творил в состоянии протянутых рук к Господу Богу


— Страсти и творчество — как они были связаны в жизни Достоевского?

— Он в конце сам сказал нам: «Не как мальчик я верую. Через большое горнило сомнений моя осанна прошла». Федор Михайлович шел сложным путем, хотел примирить свою гениальную голову с мощным, ярким, сострадательным сердцем и не мог этого сделать. Всю жизнь он со своей натурой боролся. Писатель понимал, что тогда себя ощутишь настоящим верующим человеком, когда будешь чувствовать сердцем. Творил он всегда в состоянии протянутых рук к Господу Богу. Достоевский был очень страстным человеком. Если при страсти ты все-таки не впадаешь в безумие, а оставляешь для себя какие-то основополагающие истины, то это нормально. Творческий человек должен быть страстным, иначе у него ничего не получится, это будут только ремесленные поделки.

— Шкловский считал Достоевского одним из величайших открывателей мира. Что самое главное Федор Михайлович открыл лично вам?

— Для меня лично Достоевский открыл, что в человеке вместилось все: и мирское, и высшее, и низшее. В конце жизни он говорил: «Широк человек, надо бы сузить». Некая ирония, потому что мы не умещаемся сами в себе. И тогда начинаем просто куролесить и совершать поступки, приводящие к тяжелым последствиям.

— Есть ли у вас вопросы к Федору Михайловичу, на которые вы еще не получили ответа?

— Иногда я натыкаюсь на совершенно непонятные моменты, и мне хочется с ним поговорить — что это значит? Анна Григорьевна в воспоминаниях описывает такой случай: они с Федором Михайловичем в Германии, гуляют по высокому берегу реки, наслаждаясь прекрасной природой, и вдруг козочка грациозно перескакивает тропинку. Анна Григорьевна восхитилась, а Достоевский сказал мрачно: «Эх, ружьишка-то нет!» Я удивился, потому что это настолько на него не похоже! С удовольствием поговорил бы с ним об этом.

— Где же гуманизм?

— Да, это первый импульс мужчины-охотника!

Красота подвига Христова спасет мир


— Дмитрий Андреевич, вы как потомок великого мыслителя верите в то, что красота спасет мир и Россию?

— Достоевский имел в виду красоту подвига Христова. Это чисто религиозная фраза, один из элементов Символа Веры. Федор Михайлович призывал людей искать Христа в себе и по-христиански поступать. Когда говорят эту фразу и в этот момент идет конкурс красоты, то меня коробит, потому что она означает совсем другое.

— У вас есть надежда на возрождение и процветание нашей страны?

— Конечно! Мы же в большинстве своем люди оптимистичные, без веры жить не можем. Важно, чтобы государство понимало, что все вопросы нравственного состояния народа можно решить только с Церковью. У меня есть надежда на то, что через Церковь, через творчество Достоевского, раз мы о нем говорим, люди придут к более высокому духовному уровню, что и спасет Россию.

— Чего бы вы пожелали читателям газеты «Вечный Зов?»

— Совершенствоваться! Если человек уже открыл для себя веру нашу, православную, то совершенствовать себя внутри. И таким образом мы спасемся и в евангельском смысле — каждая душа, и в государственном — как все, живущие в России. То есть спасение России — нравственное дело каждого из нас!

Беседу вела
Вера Муравьева
Фотографии из архива
Дмитрия Достоевского


| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

Спаси вас Господи!

Все права на материалы, находящиеся на сайте VZOV.RU, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на VZOV.RU обязательна.

Адрес электронной почты редакции газеты: mail@vzov.ru

©VZOV.RU, 2001—2013

Начало   Карта сайта   Контакты   Архив   Наверх