Газета «Вечный Зов»
электронная версия газеты
Начало
Карта сайта
Контакты
Архив

Номера газет:
2013 год
2012 год
2011 год
2010 год
2009 год
2008 год
2007 год
2006 год
2005 год
2004 год
2003 год
2002 год
2001 год
Отзывы о газете

| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

Чудотворная


ИНТЕРЕСНЫЕ ЛЮДИ — священники. Они серьезные в церкви, ходят с бородами, многие их боятся. А в быту они — сущие дети. И, познакомившись ближе, каждый поймет: их бояться не нужно, с ними даже пошутить можно. А еще с ними разные чудеса приключаются...

— К черту его! — отрывисто заявил Макс Бесчайников и, в подтверждение своих слов, ударил кулаком по столу.

Выпускник духовной семинарии Паша Листопадов, сидящий напротив, вздрогнул и украдкой смахнул с колен брызги кофе, выплеснувшегося из подскочившей чашки.

— К черту классическое наследие! — все больше возбуждаясь, продолжал художник-сюрреалист.

Он подался вперед, сунул в рот измятую сигарету и воскликнул: — Ведь это несовершенно, неужели ты не видишь?!

— Картины Леонардо несовершенны?

Макс с сожалением посмотрел на приятеля:

— Птенчик!.. Как мало ты понимаешь в живописи! Творчество классиков, которое ты так превозносишь, ограничено консервативными канонами академической школы. Что можно увидеть на этих полотнах? Исторические события... войны, перевороты, казни... бр-р... политические передряги... ну, пейзажи там, натюрморты...

— Портреты, — вставил Паша.

— Тогда как цель искусства — передать не смысл, а чувство, — перебил его Бесчайников. — Остановимся на портретах. Смотришь на какую-нибудь княгиню Волконскую и видишь... что видишь? Кружева, ленты, локоны. Лицо круглое, что твоя хлебница. Нос чуточку вздернут, глазки томно полуопущены... А зачем все это?

— Зачем? — подхватил сбитый с толку Паша.

— В том-то и дело, приятель! — сказал воодушевленный художник. — Для чего вообще пишутся портреты? Чтобы передать психологическое состояние изображаемого, показать, какие помыслы, страсти, мечты обитают в этой душе, то есть буквально — дать портрет того, что невидимо! Когда художник устремляет на человека свой вдумчивый, проницательный взгляд, его интересует внутреннее состояние этого типа, а уж никак не бакенбарды, щеки, локоны и прочая чепуха!..

— К чему ты клонишь? — поинтересовался Паша Листопадов, которого уже начал тяготить затянувшийся спор.

— Если художник ставит перед собой задачу показать невидимое, то он и должен изображать это главное, а не растрачиваться на мелочи вроде парадных мундиров, париков и тройных подбородков! Ты видишь, что сидящего перед тобой человека терзает скорбь — изобрази эту скорбь, если он в отчаянии — нарисуй отчаяние; видишь, что он болен душой — не пожалей свинцовых, мрачных красок!..

— Постой! Но разве видимое не является выражением невидимого? — не утерпел Паша, позабыв о том, что минуту назад дал себе клятву не ввязываться в словесный поединок ни с одним художником. — Руки, овал лица, морщины — по всему можно судить о характере! А глаза, Макс! Как ты упустил это из виду? Допустим, сердце человека разрывается от радости. Сияющие глаза расскажут нам о безмерности счастья... Как вообще можно отказываться от изображения реальных предметов и явлений?

— Глаза, говоришь? — усмехнулся Макс Бесчайников, помешивая сахар в своем кофе, густом и черном, словно чернила двадцатилетней давности. — А ты знаешь, как трудно нарисовать глазное яблоко?.. Ага, не нравится? Вот какие мы, оказывается, романтики. Заглядывать в глаза испанским портретам позапрошлого столетия и восторгаться их бездонностью — это мы можем, это пожалуйста... Ты когда-нибудь видел глаз в разрезе?

Паша слабо качнул головой.

— Попробуй изобразить глазные мышцы, двигающие глазное яблоко, отверстия слезного канальца, покрывающего складку верхнего века, роговицу, плюс хрусталик, плюс стекловидное тело, плюс склеру, плюс радужную оболочку, и нигде не ошибиться. Или пейзаж... Ты знаешь, какая прорва времени уходит на изучение перспективы? Не говоря уж о натюрмортах. Практически невозможно правильно построить захудалый фаянсовый кувшин без линейки и циркуля. Мало того, что эти бесплодные усилия отнимают у нас время — они вдобавок убивают все вдохновение!

«А, так ты еще и непрофессионал», — подумал Паша, неодобрительно глядя на сюрреалиста.

— Сюрреализм —поистине уникальное направление в живописи, — увлеченно продолжал Макс. — Он раздвигает границы; перед художником открывается ряд бесчисленных возможностей... Сейчас ты сам в этом убедишься.

— Не надо! — запротестовал Паша, но художник уже скрылся за дверью кухни и вскоре появился с большим холстом в руках. Глаза его сияли.

— Взгляни, как я написал умиротворение, — произнес он, водружая картину на холодильник.

— Прочь! — не сдержавшись, завопил молодой диакон и вскочил с места. — Долой этот винегрет!..

— Паша! — удивленно воскликнул художник.

— Я сказал — убери!!! Иначе я вымажу твою картину маслом, полью вареньем, а сверху посыплю горчицей — так-то оно станет лучше, ее от этого не убудет!

— Извини, — говорил он через минуту, не зная, куда деваться от смущения. — Я люблю тебя, и ты мой друг, но... сюрреализм ненавижу. Не понимаю и не переношу.

— Уже поздно, — сухо произнес художник, — а у меня — несколько незавершенных этюдов.

— Да-да, ухожу, — поспешно поднялся Паша. — Но ты не сердись. Кстати, что у тебя с головой?

Макс тронул повязку.

— Пошел на кухню ночью чай пить, ну и опрокинул сковородку, — хмуро объяснил он. — Соседка привешивает чуть ли не к потолку. Доктор говорит — сотрясение.

— Болит? — участливо спросил Паша.

— Тебе пора, — повторил Макс.

Как и все талантливые люди, он тяжело переносил непонимание.

— Давай я за тебя помолюсь, — предложил Паша и, не дожидаясь ответа, обнял друга за плечи.

— Господь, помоги Максу, — сказал он. — На него упала сковородка... Ты знаешь, как ему больно. Пожалуйста, исцели его.

— Я не христианин, — угрюмо сказал Бесчайников, отпирая дверь. — Но я не ору, что твоя религия — туфта, когда ты заводишь душеспасительные беседы. Надо уважать мнения других.

* * *

Наутро в квартире Паши раздался телефонный звонок.

— Алло, — кричал в трубку Макс Бесчайников, — ты хоть понимаешь, что сделал?! Как только ты ушел, я выздоровел! Совсем! Снял повязку — и ни царапины!.. А была — вот такущая ссадина!.. Бог есть, Павел! Я чуть с ума не сошел от радости! И я, я... — голос художника прервался от волнения, ему не хватало слов. — Ты знаешь, я хотел что-то сделать, и тогда я... икону написал!!!

— Икону? — лицо Паши просияло.

— Я нарисовал Деву Марию!.. — объявил Макс. — Сейчас ты сам увидишь! Бегу к тебе!

«Наконец-то свершилось чудо! — радовался Паша, кладя трубку. — Этот охламон оставит свои разглагольствования о том, что предметом изображения должны быть мысли, сны, галлюцинации и так далее, и приобщится к настоящему искусству. Он будет славить Всевышнего в своих картинах...»

Размышления вскоре прервал звонок в дверь. Паша кинулся открывать.

— Ну где? Где?

Макс пробежал по коридору, таща под мышкой большую картину, и скрылся за дверью гостиной.

— Иди сюда! Тут больше света!

Макс поставил свое произведение напротив окна и торжественно сорвал тряпку, которой оно было обернуто.

— Вот! — гордо воскликнул Макс, отступая на шаг.

Лицо Паши вытянулось. Он раскрыл было рот, но слова застряли в горле.

Из хаоса буро-зеленых кубиков выступал нежно-голубой овал лица, плавно переходящий в квадрат, или в трапецию, — понять было сложно. Паша разглядел всего один глаз, написанный почему-то тремя цветами — лимонно-желтым, белым и светло-рубиновым, и некое подобие рта, а внизу — карикатурное изображение горящей свечи. Над головой существа, в эфире кубических наслоений, плавало нечто вроде алмазного венца, больше похожего на модель кристаллической решетки углерода.

— Я работал над ней всю ночь, — гордо сказал художник. — Я сразу решил подарить ее тебе. Она — твоя.

— Ты что — с ума сошел? — вымолвил Паша, пристально глядя на полотно. — Да это.. издевательство. Ничем не прикрытое богохульство. Ты извини, но когда о святых вещах говорят ТАКИМ языком... По моему, это бездарная и жалкая мазня, портрет, в котором нет ничего общего с оригиналом!.. — Паша нервно прошелся по комнате.

Он не хотел бросать Максу в лицо резких слов, но остановиться был не в силах. Он настолько любил Марию и не любил сюрреализм, что два этих понятия казались ему несовместимыми.

У художника опустились руки.

— Она твоя, — повторил Макс. — Я принес ее тебе... Я думал, ты обрадуешься... Делай, что хочешь.

Он надел свое кепи и ушел, хлопнув дверью.

Паша в растерянности стояыл перед картиной.

«Да как у него совести хватило притащить ко мне это безобразие!»

Он взволнованно прошелся по комнате, вышел в коридор и, весь погруженный в свои мысли, завернул на кухню. На плите хрипел и булькал чайник.

Паша раздраженно дернул чайник за ручку, намереваясь сорвать его с плиты, но сделал это так неосторожно, что струя бурлящей жидкости окатила ему руку.

— Ой-ей! — вскричал Паша, сунул руку в банку с холодным компотом, стоящую рядом, потом замотал полотенцем и принялся бегать по квартире.

Чем дольше он бегал, тем сильнее становилась боль и неотвязчивее мысль:

«Ты должен избавиться от этой чудовищной картины. По крайней мере, она не должна торчать в гостиной, на видном месте. Запихать ее на антресоли — вот выход!»

Паша подскочил к картине.

«Пусть пылится среди ненужных вещей!»

Он схватил холст рукой, обернутой в полотенце, и вдруг в ужасе отдернул ее. Словно электрический ток прошел от кончиков пальцев до самого плеча. Паша медленно размотал полотенце. Волдыри и красные пятна исчезли.

— Чудотворная!.. — ахнул молодой диакон и растерянно опустился на пол...

* * *

— Ты зря обидел друга, — сказал отец Валентин, накладывая в вазочку варенье.

Священник и Макс Бесчайников сидели в кухне у Паши, пили чай и беседовали о вчерашнем случае.

— Я был не прав, — согласился диакон, — но вот почему, никак не возьму в толк. Ведь нельзя же так рисовать Деву Марию.

— Сын мой, — кротко возразил отец Валентин, — этот человек вне себя от благодарности, с любовью к Господу написал свою икону. Он сделал это, как умел, и вложил в нее душу. Все, что сделано с любовью, славит Господа.

— Почему мне раньше не приходило это в голову? — сокрушенно воскликнул Паша. — Если мы делаем что-то для Бога с любовью — Он творит чудеса!

Воцарилось молчание, и все посмотрели в угол — туда, где под потолком, среди старинных образов, горела лампадка перед иконой, которую написал Макс Бесчайников.

Ксения РОМАНОВА

| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

Спаси вас Господи!

Все права на материалы, находящиеся на сайте VZOV.RU, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на VZOV.RU обязательна.

Адрес электронной почты редакции газеты: mail@vzov.ru

©VZOV.RU, 2001—2013

Начало   Карта сайта   Контакты   Архив   Наверх