Газета «Вечный Зов»
электронная версия газеты
Начало
Карта сайта
Контакты
Архив

Номера газет:
2020 год
2019 год
2018 год
2017 год
2016 год
2015 год
2014 год
2013 год
2012 год
2011 год
2010 год
2009 год
2008 год
2007 год
2006 год
2005 год
2004 год
2003 год
2002 год
2001 год
Пожертвование в пользу Фонда Альфа и Омега
Отзывы о газете

| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

Академик Лихачёв: Уголовник спас мне жизнь!


СОЛОВЕЦКИЙ СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ — одна из главнейших святынь нашей Церкви. Туда не редко приезжает отдохнуть душой и помолиться президент В. В. Путин. Основанный в 1436 году, он пережил много испытаний. Глубоко почитаемы имена основателей монастыря Зосимы, Савватия и Германа, Анзерских чудотворцев Елеазара и Иова, святителя Филиппа, митрополита Московского и всея Руси. А во времена Советской власти здесь находился Соловецкий лагерь, куда ссылали политических заключённых. В качестве ссыльного здесь провёл 4 года академик Д. С. Лихачёв, арестованный за доклад о старой русской орфографии, «попранной и искажённой врагом Церкви Христовой и народа российского». Вот как сам Дмитрий Сергеевич вспоминал о том времени.



Мицкевич где-то сказал: «Дьявол трус, он боится одиночества и всегда прячется в толпу». И ещё: «Дьявол ищет темноты, и надо от него прятаться в свете».
Д. Лихачёв, из «Записных книжек разных лет»


Что такое «Архипелаг ГУЛАГ»?


Этот термин, заимствованный из названия книги А. И. Солженицына, прочно вошёл в наш обиход. Но что такое «ГУЛАГ» и что такое «Архипелаг»?

ГУЛАГ — это маленькое учреждение. Главное управление лагерей, помещавшееся на первых двух этажах печально знаменитого дома на Гороховой. В огромном подвале, окна которого были забиты, постоянно звучали выстрелы — там шли расстрелы.

Сегодня в понятие «ГУЛАГ» мы вкладываем совсем иной смысл — объединение всех лагерей, как бы государство в государстве. А в своё время это было только управление лагерей, которое занималось доставкой продовольствия и подбором кадров для работы в лагерях. Этот подбор осуществлялся весьма своеобразно. Например, всё время не хватало бухгалтеров. Людей этой профессии очень трудно было в чём-то обвинить — они, как правило, сидели в своих конторах и молча занимались работой. Тогда без всяких оснований арестовывали бухгалтеров, живших поблизости от Гороховой или от Литейного, 4, где помещалось ОГПУ, и отправляли на стройки ГУЛАГа, эти «замечательные стройки нашего светлого будущего — коммунизма», развернувшиеся по всей стране благодаря инициативе партии, правительства и, как тогда говорили, «лично товарища Сталина».

В самый разгар работы над своими сочинениями по истории лагерей ко мне приехал Александр Исаевич Солженицын. Мы с ним работали три дня. Я ему дал свои записки по истории Соловков и рассказал о главном палаче Соловецкого лагеря латыше Дегтярёве, который, никому не доверяя, лично расстреливал заключенных, получая от этого большое удовольствие. В лагере его называли «главным хирургом», а сам себя он пышно именовал «начальником войск Соловецкого архипелага». Александр Исаевич воскликнул: «Это то, что мне нужно!» Так в моем кабинете родилось название его книги «Архипелаг ГУЛАГ».

Политические и уголовники


Соловецкий лагерь образовывался, как лагерь для белогвардейцев и заключённых из военных. Но потом туда стали присылать главным образом мелких воров и малолетних преступников. Известны даже случаи, когда в Москве объезжали паперти церквей, арестовывали без разбора всех нищих и отправляли на Соловки, а там уже узнавали их фамилии. И только позднее Соловки стали местом ссылки политических заключённых.

Во время нашей встречи с А. И. Солженицыным я никак не мог объяснить ему некоторые вещи. Когда я включил магнитофонные записи воровских песен и начал рассказывать о достаточно мирных взаимоотношениях политических заключённых с уголовниками, о том, как я не раз спасал воров, а они меня, он страшно возмутился: «Как это можно? Воры — это же не люди, это нелюди». Для него уголовники были людьми совершенно отпетыми, он их не признавал. Мне стоило большого труда убедить его, что на Соловках в конце 20-х годов не было войны между уголовниками и каэрами («каэрами» называли политических заключённых, иначе говоря, контрреволюционеров), такой войны, которая развернулась позднее в его «шарашках»...

Нельзя же всерьёз воспринимать, например, такой эпизод. Когда мы готовились к отправке на Соловки, нас втиснули на пересыльном пункте вместе с уголовниками, и те, снимая с себя вшей, щелчками обстреливали ими нас. Я и мои спутники уже через десять минут были покрыты вшами.

С другой стороны, когда нашу группу молодёжи грузили на пароход «Глеб Бокий», домушник, специалист по взлому квартир Овчинников тихо сказал: «Ни в коем случае не идите в трюм. Стойте здесь, на палубе». Этим он спас нам жизнь, потому что, когда мы прибыли на Соловки, из трюма выносили уже трупы — люди задохнулись там от духоты. Овчинников уже бывал на Соловках и бежал оттуда. Его поймали, избили до полусмерти и вновь отправили на остров. Там он был избит вторично, да так, что попал в санитарную часть. Я навещал его, носил хлеб, махорку. Потом его след простыл.

«Выхожу один я на дорогу...»


Первое время на Соловках я жил в 13-й роте общих работ. Там у меня было место под нарами, потому что на нарах мест уже не было, барак был переполнен. После общих работ со всеми их ужасами я начал работать в криминологическом кабинете, где занялся изучением малолетних преступников и отбором их для трудовой колонии.

Попав в криминологический кабинет, я сразу оценил обстановку и решил записывать всё интересное. Ещё в роте общих работ, находясь среди уголовников, я начал изучение уголовных игр, занялся составлением словаря воровского языка, вернее, жаргона. В криминологическом кабинете к этому добавилась работа с альбомами заключённых.

У многих уголовников в то время были альбомы, куда они заносили любимые стихи, изречения, делали автобиографические записи. При «шмонах» эти альбомы отбирались и передавались в наш кабинет. Через мои руки прошло более ста таких альбомов.

Что же чаще всего писалось в них? Прежде всего переписывали стихи Сергея Есенина. Они трогали душу воров, урок. Особенно ценилось и лермонтовское «Выхожу один я на дорогу...». Тема одиночества вора в грубом, несправедливом мире волновала всех. «Один» — это очень важно. Но в альбомах можно было прочитать и автобиографии владельцев, и самодеятельные, неумелые стихи.

Себя уголовники считали борцами за справедливость, поэтому так ненавидели «мокрушников» — убийц.

Самое ужасное было то, что этой философией «восстановления справедливости» были заражены 14-15-летние подростки. Я записывал их рассказы о своей жизни и ходил словно пьяный от этих страшных историй. Они, конечно, преувеличивали свои подвиги и говорили мне: «Ну, что вы записываете, мы ведь вам всё врём». Я отвечал: «Я знаю, что вы врёте, но меня и интересует, почему вы врёте».

Но были подлинные трагедии ребячьих судеб. Особенно меня поразил подросток по фамилии Церетели. Его отец, известный философ, находился в белой эмиграции, а сын оказался в числе беспризорных, притом совсем уже «занюханных», то есть нюхавших кокаин и становившихся совершенно невменяемыми.

Буревестник революции на Соловках


Администрация Соловков очень заботилась о придании лагерю видимости исправительного, особенно перед приездом Горького.

Я видел Горького в Соловецком лагере и отлично знаю, что он всё видел и знал, что там происходит. Один мальчуган рассказал ему об истязаниях, о том ужасе, который творится в лесу.

Я попал в лес под предлогом отбора малолетних преступников для детской колонии, на самом же деле, чтобы спасти их. Мне было бесконечно жалко этих детей. Там я заболел, у меня открылось страшное язвенное кровотечение.

То, что я там видел, не поддается описанию. Заключённых, особенно басмачей из Средней Азии, не понимающих ни слова по-русски, не умеющих работать (дома за них работали женщины), в шёлковых халатах и высоких сапогах, как они были арестованы, загоняли в лес, давали на сто человек две-три лопаты и заставляли среди камней рыть канавы. В этих канавах вдоль стенок сооружалось некое подобие лежанок, а покрывалось все это брёвнами, ветками и лапником. Я попал в лес весной. Канава, в которой жили заключённые, наполовину была заполнена водой, с «потолка» капало, потому что шёл дождь и таял снег. Похожий эпизод есть в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго», но менее страшный, чем то, что видел я.

Горький, конечно, этого не видел, но знал по рассказам заключённых. Однако, вернувшись в Москву, в 1930 году в журнале «Наши достижения» он опубликовал восторженный очерк о соловецких чекистах, помня их тёплый приём и поверив, очевидно, обещаниям, что режим в лагере будет изменён.

Идеальный заключённый — пьяница


Нравы Соловков поражали своей контрастностью, особенно это касалось пьянства. Трезвому не прощалось ничего, пьяному прощалось всё. Например, начальник нашей криминологической лаборатории Бедряга, пришедший после Колосова, очень любил выпить. И доставал спиртное одному ему известными способами. Однажды, будучи пьяным, забрался на царскую часовню (которая уже в наши дни была уничтожена помещавшейся в монастыре школой юнг) и начал звонить в царский колокол. В другой раз он явился в переполненный театр, одетый в полную пожарную форму, в каске, с эмблемой на груди и топориком в руке и закричал: «Пожар!» Поднялась паника... Начальство смеялось: «Какой молодец!» Ему всё было прощено, он даже не получил карцера. Почему? Потому что пьяница и сделал это в пьяном виде. Пьяница — это какой-то идеал был на Соловках.

Всё прощалось и уже упоминавшемуся Борису Глубоковскому. Он всегда был в центре любого веселья, умел веселить. В прошлом Глубоковский был другом Есенина и организатором развлечений Сергея Александровича (он часто вспоминал о проделках Есенина и своих). Когда приезжала комиссия из Москвы, например, с Глебом Бокием и Катаняном, прежде всего, конечно, устраивалось застолье, во время которого Глубоковский веселил гостей. А потом шли смотреть «Соловецкое обозрение». Глубоковский, изрядно подвыпивший, выходил на сцену и, указывая пальцем в зрительный зал, где в первом ряду сидели высокие московские гости, обращался к актёрам-заключенным: «Пойте так, чтобы этим сволочам вас жалко стало». И «эти сволочи» ему всё прощали, потому что пьяница. Вот такая атмосфера была на Соловках!

Записал Николай КАВИН

| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

Спаси вас Господи!

Все права на материалы, находящиеся на сайте VZOV.RU, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на VZOV.RU обязательна.

Адрес электронной почты редакции газеты: mail@vzov.ru

©VZOV.RU, 2001—2019

Начало   Карта сайта   Контакты   Архив   Наверх