|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
— А как вы поселились здесь? — У меня возникло желание найти место, пригодное для небольшого скита, устроить там иконописную мастерскую. И вот владыка Неофит предложил мне это место. Здесь был дом, который нужно было отреставрировать. В одной из комнат этого дома была устроена домовая церковь. Когда возник вопрос о том, во имя какого святого будет церковь, я подумал о Серафиме Саровском. Но поскольку он — русский святой, мне показалось, что его мало кто знает. Митрополит меня спрашивает: «Ну что? Во имя кого будем святить церковь?» — «Во имя Святой Троицы», — отвечаю. — «Да? — говорит митрополит. — А я думал, что во имя Серафима Саровского». Я тоже так думал, но не сказал! И устроили мы этот маленький домовой храмик во имя преподобного Серафима Саровского. И начали жить, трудиться. Каждый год, дважды — у нас престольный праздник преподобного Серафима. Постепенно народ стал узнавать, что есть такой храм. — А вы служили на каком языке? — На греческом. Когда русские были в больших количествах, мы служили на русском. Но в основном у нас тут смешанный контингент. Есть и киприоты, и русские, и французы, и итальянцы, и румыны, и болгары. Общий язык для всех — греческий. — А вы самостоятельно выучили язык? — И самостоятельно, и с помощью уроков. — Свободно говорите уже? — Достаточно. Я тут уже 17 лет. Медведя можно научить... В общем, каждый год всё больше и больше народа приходило на праздник, уже церковь не вмещала. Весь дом заполнен. И вне стоит народ. А потом вдруг Патриарх Алексий просит нашего митрополита привезти в Москву мощи святого Киприана и Иустинии, которые хранятся здесь, в митрополии, в одном из селений. Это местечко называется Менико. Вместе с нами было ещё пятнадцать человек. Была устроена такая паломническая поездка. В том числе, мы побывали в Дивеево. И там местный архиепископ Георгий пожертвовал для нашего храма икону с частицей мощей святого Серафима Саровского. — Та, которая сейчас в алтаре находится? — Нет, она отдельно. После этого мы поняли, что есть благословение преподобного Серафима построить что-то более серьёзное. В 2010-м году произошла закладка этого храма. Начались работы. И в течение семи лет мы смогли построить эту церковь. Она — прототип храма Святой Троицы в селении Хуцевенди. Это в турецкой части острова. — На севере? — Да, там есть древний монастырь восьмого века. В одиннадцатом веке там построили вот такой храм. И мы взяли его за образец, почти скопировали. За исключением двух абсид справа и слева. Там этого нет. — Но он сейчас не действующий? — Нет. Там всё абсолютно закрыто. Там сейчас воинская часть, даже близко подойти нельзя. Но памятник этот очень известный. По книгам, по фотографиям. У нас работы строительные до сих пор ведутся: колокольня не построена, храм не покрыт черепицей. Всё делаем сами!
— А на какие средства строится ваш храм? — На пожертвования. Любой желающий может участвовать. Начали мы строительство практически без средств. Один человек сказал: «Начинайте, я вам дам двадцать тысяч евро». Вот мы и начали. Действительно, помог. Потом мы подумали: «Если Богу и преподобному Серафиму будет угодно, то нам и дальше помогут, если нет, то остановимся и будем делать что-то другое». И вот, прошло уже семь лет, а мы ни разу не остановились. При этом у нас ни разу не было суммы, достаточной хотя бы на один или два месяца. Вот так мы продвигались месяц за месяцем. Понемногу докупали камни, обрабатывали. Мы всё сами делали. — И обрабатываете камень тоже сами? — Мы — всё сами! У нас есть мастерская. Сами пишем иконы, сами делаем литые бронзовые вещи. Служим. Каждый день у нас Литургия идёт. — А во сколько службы начинаются у вас? — В субботу и воскресенье начинаются в шесть утра, сначала утреня, потом Литургия. Каждый день в пять часов вечера совершается вечерня. В остальные дни недели у нас проходят всенощные. Начинается всенощная в девять вечера. Где-то часов в двенадцать ночи начинается Литургия, и заканчивается всенощная в три часа ночи. — То есть получается шесть часов. Это все дни? — Кроме субботы и воскресенья. Вот так трудимся. У нас здесь виноградники. Делаем своё вино, служим на нём Литургию. — А кто и откуда к вам приезжает? Бывают ли русские? — Бывают. Люди приезжают на службу из Никосии, из Лимасола, из других мест. Есть русские, есть киприоты, есть люди других национальностей. Корни веры кипритов — глубокие!— Мы обратили внимание, что в вашем храме женщины в брюках, без платка, не как принято в России. Вы как на это смотрите? — Я думаю, что это не такой важный момент, на котором нужно сильно сосредотачивать внимание. Гораздо важнее, чем занят ум и сердце человека. Потому что под платочком и благочестивым видом иногда скрывается сознание, совершенно не соответствующее христианскому. Свидетельством тому русская революция. Ведь всё, что произошло в России, произошло именно потому, что огромное количество людей были христианами формально. Были святые люди, которые засвидетельствовали свою веру кровью мученической. Но была и серая масса, которая совершенно формально относилась к Литургии. Да, вот, платочек, всё благопристойно. А внутри совершенно другое. — Некоторые считают, что внешний образ формирует содержание. — Нет, внешняя форма вовсе не формирует содержание. Слава Богу, здесь люди практически не знали такого оголтелого безбожия, как в России. Многие считают, что у греков, киприотов вера больше внешняя, обрядовая. Но, нужно сказать, может быть, она и кажется таковой внешне, но корни у этой веры очень глубокие. И то, что наработано предыдущими поколениями, оно живёт. — Местная культура и менталитет имеют свои особенности? — Да. Вот, например, мне трудно было поверить в один такой момент. Здесь общая воинская повинность. Человек, отслуживший в армии, должен впоследствии каждый год являться на военные сборы. И каждый знает, в какую часть он должен прийти. Он приходит туда в полной амуниции и со штатным оружием — автоматом Калашникова. А в доме у него — ящик патронов боевых. — Он что, дома их хранит? — Да, патроны хранятся в каждом доме, под кроватью. В ящике. В каждом доме! Я не верил, пока не увидел своими глазами! И вот я мысленно представил: если сделать то же самое в России, то никакой войны не нужно: все поперебьют друг друга! А здесь всё это есть, и ничего не случается. Понимаете? Удивительно! Явления святого Серафима
— Здесь народ очень любит преподобного Серафима. Из русских святых также почитаются святая Матрона, Иоанн Кронштадтский, святой Лука Войно-Ясенецкий. Преподобного Сергия Радонежского меньше знают, но о нём и меньше изданий на греческом языке. А о преподобном Серафиме у меня уже целая коллекция книг на греческом и других языках. — Наверное, в вашей практике есть люди, которым святой Серафим особым образом открылся? — Я знаком с одной женщиной-киприоткой, которая имела непосредственное общение с преподобным Серафимом. Она приехала со своей 13-летней дочкой в наш храм специально поклониться преподобному Серафиму, приложиться к его мощам. Она меня спрашивает: «Батюшка, может быть такое, чтобы я видела преподобного Серафима?» — «Как видели? Во сне?» — «Нет, — говорит, — наяву видела!» И рассказывает: «Вот была я у себя дома...» (у неё частный дом в Никосии). «Сижу одна в комнате. Вдруг вижу: передо мной старец. Борода округлая, белая. Очень похож на вашу икону. Я как-то собралась вся, спрашиваю: “Вы кто такой?” А он мне отвечает: “Преподобный Серафим Саровский”. Сперва по-гречески, а “Саровский” — по-русски сказал. Я ему говорю: “Я всех наших святых знаю! Нет у нас такого святого!” — “Правильно. Я русский святой, преподобный Серафим Саровский”. А у самой мысли путаются в голове: может, ты бес и хочешь с толку сбить? Он нахмурился и говорит: “Нет, я — святой Серафим Саровский. Надо тебе найти житие моё и прочитать!” А девочка, дочка моя — в соседней комнате. Слышит, как мама громко говорит с кем-то, но знает, что никого нет. Дверь полуоткрыта, заглядывает: мама говорит с кем-то, кого она не видит. Говорит: “Мама, ты что? В своём уме?”» — Удивительно! И что потом? — Женщина говорит: «После этого случая каждый день что-то случается, связанное с преподобным Серафимом. На второй день на столе нашла книжечку маленькую такую, на греческом языке — “Житие преподобного Серафима”. Потёртая, видно, что читанная уже. Спросила всех в доме: “Кто принёс эту книжку?” Никто не знает. Как она попала к нам, никто не видел. Прочитала. Понравилось. Пошла, нашла другие книги, толще, лучше. И дальше. Поехала она однажды в больницу, навестить своего родственника. А там бабушка какая-то, помощь ей нужна. Чем-то она ей помогла и уехала. А на следующий день она проезжает через Киккское подворье, заходит в храм свечку поставить за этого болящего. Выходит какой-то монах и начинает благодарить её, что помогла этой бабушке. Оказывается, бабушка — мама этого монаха. «Я сейчас тебе чего-то дам!» Выносит икону преподобного Серафима. Как же она была обрадована! И ещё говорит мне: «Пятнадцать лет работаю я в Киккосе в этих магазинчиках для туристов, пятнадцать лет езжу туда и обратно, и ни разу не заметила у вас на дороге это мозаичное изображение Серафима Саровского!» — «Недавно, — говорит, — едем, и за рулём мой сын. Вдруг я вижу — стела-изображение преподобного Серафима!» И говорит: «Своими глазами вижу, как преподобный Серафим рукой делает вот такое движение...» Стукнула сына: «Ты видел?!» Он: «Чего?» — «Преподобный. Серафим вот так вот рукой сделал!» — как бы приглашает посетить храм в честь его имени! — Удивительно! — Другая женщина рассказывала, тоже из Никосии. Умер у неё духовник, какой-то старец известный. Спустя несколько дней после похорон как-то встаёт она рано утром, начинает прибираться на кухне. Дом частный, а перед ним — сад небольшой. Проходя около окна, она заглянула во двор. И вдруг видит духовника своего, который помер, видит, как он проходит через этот сад под ручку с преподобным Серафимом Саровским (а он очень любил преподобного Серафима). Та от радости скорее побежала дверь им открывать. Выбежала: никого нет. Хотя своими глазами только что видела его и преподобного Серафима — совсем-совсем рядом из окна! — Удивительно всё-таки, как наш святой Серафим прижился на Кипре! — Преподобный Серафим — плоть от плоти русский человек. Он по всему миру любим, его почитают на всех континентах. Один человек мне привёз карту, на которой были отмечены места, где есть храмы, монастыри, скиты во имя преподобного Серафима. Море! В России — везде! В Европе — четыре храма преподобного Серафима Саровского: в Англии, во Франции, в Испании и в Италии. Во Франции католики построили храм в честь преподобного Серафима Саровского. Несмотря на то, что у них в святцах нет его. Службу написали преподобному Серафиму. В Америке: в Южной, в Северной, в Австралии. В Индии — в Бомбее построили храм преподобному Серафиму Саровскому. Все его любят. Несмотря на то, что он чисто русский человек. Дух Святой дышит везде. И везде, где Он действует, всё становится общим. Чтобы возвратиться к наработанному, нужен труд!
— Интересно, а какой вам видится Россия из Кипра? Что вы думаете сейчас о России? — Трудно сказать. Россия — большая страна. Всякое есть там. Всё зависит от духовной направленности человека. Я думаю, что в России, как и во всём миру, сейчас происходят приблизительно одни и те же процессы. Процессы, которые тушат всякое духовное делание. Телевизор, Интернет — всё этому способствует. Я думаю, что духовные феномены в любое время были редки. И добро всегда прячет себя, на глаза не показывается. Затрудняюсь что-то сказать. — Но у вас есть чувство, что Россия, как православная страна, возродится? — На всё воля Божья. Понимаете, возродить церкви, монастыри, возродить материальную культуру Церкви — это просто. А вот наработать духовное богатство, возвратиться к наработанному — это в тысячу раз тяжелее. Создавать — всегда нелегко. — А что такое «возвратиться к наработанному»? — Возвратиться — это значит самому войти в эту традицию, стать причастным ей, то есть пережить всё это, сделать это своим. Для этого нужен труд. Это не просто урок физики, математики, который можно выучить. Почему святые отцы говорили: «Молитва — это самый тяжёлый труд»? Потому что она требует всего человека. Абсолютно. И мысли, и чувства, все его устремления. Тут трудно говорить что-то о сроках. Как Господь сказал: «Человеку это невозможно, Богу всё возможно». — Отец Амвросий, а вы уже вжились в кипрскую культуру, в образ жизни этой страны? — Знаете, я уехал из России в 96-м году. Я тогда думал: вот-вот сейчас начнётся у меня ностальгия, вот-вот заболею ей! Прошло время, и я понял, что это — феномен, который совершенно несовместим с христианской жизнью. Человек, который серьёзно занят молитвой и духовной жизнью — он везде абсолютно будет у себя дома. Если духовная жизнь по поверхности скользит, то тогда да, могут быть проблемы. Всё начинается с семьи!
— А какое место вы отводите в современном обществе семье? — Самое основное. Всё начинается с семьи! Если есть проблемы в семье, то все они будут отражены на детях. Я помню, в Печорах знал одну женщину, которая работала в детском доме. Она многое рассказала. Некоторые детдомовские дети никогда не видели своих родителей. Но работники и преподаватели всегда знали, чьи они дети. Ребёнок, родители которого были карманниками, ворами, вырастает — и у него начинается клептомания. Не было у него никакой необходимости воровать, но какая-то потребность внутренняя, зуд. Вот это — от родителей. Я думаю, это самый фундамент всего: и общества, и вообще всей жизни. Если не укрепить семью, если семья не будет здорова, то всё общество будет нездорово. — Мы обратили внимание, что у вас в храме много молодёжи. В других храмах большую часть составляют пожилые люди. Видно, что люди сюда едут. А как вы думаете, в чём причины? — Если бы вы поездили побольше по монастырям, вы заметили бы, что в монастырях вообще людей гораздо больше, чем в приходских храмах. Люди тянутся туда, где более серьёзное отношение к вере, к богослужению, вообще, к жизни духовной. Это естественно. Пожилые люди, стоя на Литургии, часто думают: когда же закончится богослужение? А молодые — они более сознательно относятся к духовным вещам. — Вот вы священник из России, и вы единственный, кто ведёт здесь службу. На протяжении уже многолетнего служения не было никаких к вам вопросов: мол, священник не кипрский, не киприот ведёт службу? — Здесь — наоборот, здесь люди деревенские предпочитают поехать на исповедь к какому-нибудь «не киприоту», к батюшке, который их не знает. Во избежание всяких там разговоров. Потом, знаете, тут все перемешались: и греки, и турки, и англичане, и французы, и венецианцы. Все тут были. Множество вышли замуж или женились на иностранцах. Я ни разу не замечал того, о чём вы говорите. Формальная исповедь не нужна
— У вас сегодня почти весь храм причащался. А вот как проходит исповедь? Люди исповедуются перед каждым причастием? — Здесь исповедь отделена от Литургии. Она совершается в другое время, обычно вечером. Или перед вечерней, или после вечерни. Перед каждым причащением исповедь считается необязательной. Тогда только, когда у человека есть в ней потребность. Знаете, я в Печорах часто наблюдал чисто формальное отношение к исповеди. Несмотря на то, что она такая частая, именно по этой причине она нередко становилась формальной. Человек вчера причастился, и сегодня, например, он хочет причаститься, почему бы и нет? Ничего такого серьёзного не произошло: не согрешил он ни словом, ни делом, ни помышлением. Нам надо реально на вещи смотреть. — Хорошо, а что касается детей? — Я считаю, что детская исповедь перед каждым причащением вообще приносит вред. То есть она становится формальной. Вот подходит знакомый ребёнок, я уже знаю наизусть, что он скажет. Вываливается вот эта фраза, за которой никакого духовного акта не стоит. Просто ребёнок научился, что перед причастием надо подойти к батюшке, сказать вот эту фразу — и всё, он разрешит все грехи. Но на самом деле ничего не происходит. Это формальность. Мне кажется, что вот здесь, на Кипре, более серьёзное отношение к исповеди. Исповедь нужна именно тогда, когда человек сознательно приходит для того, чтобы примириться с Богом. Потом, исповедь во время Литургии — это вообще никуда не годится. Я помню, в Печорах — уже начиналось причащение, а у тебя за спиной двести человек стоит. И каждый думает: успеет или не успеет? Естественно, это всё формально получается. — Скажите о ваших планах по устройству скита. — Наши планы? Понимаете, всё от преподобного Серафима зависит. Что он решит — то и будет. — Но вы его о чём-то просите? — Да, конечно. Всё абсолютно — это дело преподобного Серафима. Без него ничего тут не происходит. Если преподобному и Богу будет угодно, то построим здесь ещё помещение. Вот здесь, где мы сейчас находимся, — временное помещение. Из железа и гипсокартона, построено за три месяца. Ну, если это Богу угодно будет, будет другой дом. Если нет, то и нам ничего не надо. — Спасибо большое. Скажите ещё несколько слов пожеланий читателям. — Что бы им пожелать? Любви к Богу и между собою. Это главное. Господь сказал: «Новую заповедь вам даю: да любите друг друга». Эта заповедь — она как критерий истины. То есть можно сказать, что если что-то делается без любви, то это сгорит. На этом нужно сосредоточить все мысли свои и чувства. Потому что если в нашей жизни не будет любви, то она абсолютно потеряет свой смысл. Вели беседу Сергей РОМАНОВ и Владимир КОСАЧЁВ Фотографии Сергея Романова ОТ РЕДАКЦИЦИ. Дорогой читатель! В планах редакции ещё раз посетить этот замечательный храм, построенный русским монахом. Если у вас по прочтении интервью возникнут вопросы, мысли или пожелания, перешлите их, пожалуйста, на адрес редакции, и мы с радостью передадим их отцу Амвросию для продолжения этой беседы. Наш адрес: 195257, г. Санкт-Петербург, а/я 132. Тел.: (812) 532-13-17. E-mail: mail@vzov.ru | К оглавлению | К следующей странице |
|
|
