 |
| К оглавлению
| К предыдущей странице
| К следующей странице |
Святой Иоанн Кронштадский
и Георгий Гапон
(Окончание. Начало в номере за июнь-август 2017)
НАЧАЛО ВСЕХ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ПОТРЯСЕНИЙ минувшего века историки связывают с Первой Русской революцией, которая охватила все крупные промышленные центры тогдашней России — Санкт-Петербург, Москву, Харьков, Киев, Одессу и другие. Её центральным событием стало «кровавое воскресенье» — расстрел демонстрации рабочих, шедших с иконами и хоругвями к Зимнему Дворцу. Оно разделило общество, что в конечном итоге привело к краху империю, гражданской войне, установлению тоталитарной диктатуры. Две известные исторические личности того времени — св. Иоанн Кронштадский и полтавчанин, один из лидеров революционных рабочих масс священник Георгий Гапон — занимали противоположные позиции в этой кровавой драме.
Как это было
Шествие 9 января носило явно провокационный характер со стороны его организаторов (мы не касаемся здесь мотивации действий простых рабочих — вчерашних крестьян, которые были обмануты своими вождями и явились жертвой провокации). Дело в том, что требования петиции, составленные Гапоном со товарищи были принципиально неприемлемы и носили демагогический характер в силу их невыполнимости. Начнем с требования восьмичасового дня. В воюющей стране, в условиях, когда действующая армия в Китае задыхалась от снарядного и оружейного голода, это граничило с государственной изменой, если не являлось ею. Так называемая свобода слова, собраний и печати в воюющей стране также объективно работала на поражение страны: в годы Первой Мировой войны это не позволяло себе ни одно самое демократическое воюющее государство. С изменой граничило и требование прекратить войну по воле народа. Так, площадное народовластие в 1917-18 гг.: привело к развалу армии и фронта, потере всех плодов войны, купленных двумя миллионами солдатских жизней и к позорному Брестскому миру, потерей значительных территорий Украины, Белоруссии, Прибалтики. Наконец, требование созвать Учредительное собрание прямо вело к ликвидации Самодержавия, а следственно и к водворению кровавого хаоса в стране. Сама петиция по наблюдениям ее первого исследователя Шилова выстроена по всем правилам церковной риторики: «Карают как за преступление за добрую душу, за отзывчивое сердце... Государь! Разве это согласно с божескими законами, милостью которых ты царствуешь?» В народе текст петиции не распространяли.
Даже исследователи, благосклонно относящиеся к Гапону, указывают на то, что «сговор Гапона с революционными партиями был налицо, хотя и неизвестно о чем они договорились». Последующие события показали, о чем...
План Гапона и тех, кто за ним стоял, был прост: в случае отсутствия сопротивления со стороны Царя и правительства захватить власть мирным путем («бархатная революция»). Сама по себе гарантия жизни и безопасности Царю была в высшей степени показательна: Гапон показывал, кто на самом деле являлся хозяином и властелином в стране: он и революционные партии. Если бы рабочих пропустили бы к Зимнему Дворцу и тем более, если бы навстречу им вышел Царь, то состоялось бы нечто, подобное французской революции 1789 г. — унижение суверена, санкция им Учредительного собрания и создание правящих революционных организаций типа Советов, затем — приход к власти радикалов, ликвидация Монархии, эшафот и террор.
В колоннах сзади шли вооруженные боевики, но шествие возглавляли люди, несущие хоругви, иконы и портреты Государя. В случае же, если войска преградят дорогу, то вооруженные боевики, прячущиеся сзади за хоругвеносцами и женщинами с иконами, должны спровоцировать столкновение с войсками, которое приведет к стрельбе, жертвам, дискредитации Царя и правительства и революционному взрыву с соответствующими последствиями. Самое отвратительное в этой истории состояло в том, что политическая провокация прикрывалась псевдоцерковными и псевдонародными ризами. Кто мог бы повести за собой невиданную дотоле толпу питерских рабочих, в большинстве вчерашних крестьян, как не любимый ими священник? И женщины, и старики были готовы идти за батюшкой умножая собою массовость народного шествия.
Трагедия 9 января многократно описана. Погибло около 120-150 человек, ранено было около 300. Немедленно на весь мир был поднят крик о многотысячных жертвах «кровавого царского режима», раздались призывы к его немедленному свержению, и эти призывы имели успех. Враги Царя и русского народа, выдававшие себя за его «доброжелателей», извлекли из трагедии 9 января максимальный пропагандистский эффект. Впоследствии коммунистическая власть внесла эту дату в календарь как обязательный для народа День ненависти. Стоит добавить лишь несколько деталей. По распоряжению митрополита Антония, накануне был наложен запрет на любые церковные шествия. Вследствие этого, староста церкви Казанской иконы Божией Матери отказался отдавать рабочим иконы и хоругви, однако, рабочие отобрали их силой, совершив таким образом грех святотатства. Трагедия произошла в центре, на Адмиралтейском бульваре, после провокационных выстрелов в войска из толпы и с крыш прилегающих зданий. Именно фактом провокаций и нападений объясняется ожесточенность войск в расстреле демонстрации. Тем не менее, число жертв было значительно меньше, чем можно было бы ожидать при таком количестве войск и скоплении демонстрантов. Священник Георгий Гапон был лишен сана.
«Нет больше Бога. Нет больше Царя»
Вряд ли стоит проводить резкую грань между Гапоном до расстрела демонстрации и после. Конечно, потрясение для него было весьма значительным. И тем не менее, весьма характерны его слова: «Нет больше Бога. Нет больше Царя». Очевидно, Гапон шел к этому. В ночь после 9 января он пишет свою первую революционную листовку, в которой проговаривается: «Братья товарищи-рабочие. Самому царю я послал 8 января письмо в Царское Село, просил его выйти к своему народу... Ценой собственной жизни мы гарантировали ему неприкосновенность его личности. И что же? Невинная кровь все-таки пролилась! Зверь-царь... Так отмстим же, братья, проклятому народом царю и всему его змеиному отродью, министрам, всем грабителям несчастной земли русской. Смерть им всем». После этой грозной листовки Гапон, совсем как «светлая личность» из «Бесов» Достоевского, «восстанье начиная, побежал в чужие край». Он бросил все и бежал в Швейцарию, затем последовали Париж, Лондон. Следует отметить, что революционеры опасались того, что за границей Гапон узнает много лишнего и неизвестно как он потом себя поведет. Цитирую по Троцкому: «Я получил только что, — сообщил мне Адлер, — телеграмму от Аксельрода, что Гапон приехал за границу и объявил себя социалдемократом. Жаль... Исчезни он навсегда, осталась бы красивая легенда. В эмиграции же он будет комической фигурой. Знаете, прибавил он, зажигая в глазах тот огонек, который смягчал жесткость его иронии, — таких людей лучше иметь историческими мучениками, чем товарищами по партии...». За границей Гапон активно продолжал участвовал в русской революции и действительно узнал многое, что не входило в планы борцов за счастье трудящихся. Савинков пишет: «Член финской партии активного сопротивления журналист Конни Циллиакус сообщил Центральному комитету, что через него поступило на русскую революцию пожертвование от американских миллионеров в размере миллиона франков, причем американцы ставят условием, чтобы деньги эти, во-первых, пошли на вооружение народа и, во-вторых, были распределены между всеми революционными партиями без различия программ. Центральный комитет принял пожертвование на этих условиях, за вычетом 100 тысяч франков, которые деньгами поступили в Боевую организацию. На американские деньги решено было снарядить нагруженный оружием корабль, который должен был доставить свой груз революционным партиям, выгружая его постепенно на Прибалтийском побережье и в Финляндии. На имя норвежского купца в Англии был приобретен корабль «Джон Крафтон». Он принял груз исключительно из оружия и взрывчатых веществ и с командою, главным образом из шведов, летом 1905 года ушел в море. На корабле находился в качестве заведующего взрывчатыми веществами упомянутый уже мною химик В. Г. Виллит. «Джон Крафтон» не выполнил своего назначения. Он сел на скалу у острова Кеми в Ботническом заливе и был взорван своею командою». Гапон начинает многое понимать и главное то, что он винтик в большой машине, направленной на уничтожение России, а не вождь и это было очень болезненно для его непомерной гордыни.
В начале 1906 г. он возвращается в Петербург, где ведет привычную для себя двойную игру с революционерами и полицией, которая в конечном счете его и погубила. В марте 1906 г. он решил поделится своими соображениями с другом и покровителем Гутенбергом. Он предложил ему, как сообщает Рутенберг Савинкову за 25000 предать своих товарищей полиции. Рутенберг, однако к подобным предложениям был готов и на встречу с Гапоном пригласил своих товарищей, которые, подслушав разговор, сочли поведение Гапона предательством и учинили над ним самосуд, повесив его на вешалке. У Гапона въехать на бесе в Иерусалим не получилось... А Рутенберг, как пишет А. И. Солженицын, «уехал потом воссоздавать Палестину».
Эпилог
Святому Иоанну довелось увидеть окончание первой русской революции и мирно предать душу свою в руки Божий 20 декабря 1908г. Десятки тысяч скорбящих петербуржцев провожали его в последний путь. О его значении прекрасно сказал будущий священномученик о. Иоанн Восторгов: «Столица России как бы не была воцерковлена в глазах народа и оставалась ему чуждою. Нужен был живой праведник. Живой носитель веры... живой подвижник с духом аскетизма. Такой подвиг и совершил о. Иоанн, именно на нем и положена печать народной веры в его праведность и святость... И было что-то величаво-простое в отце Иоанне и его служении — как просто все влеикое в мире. Клевета и злоба «передовой» печати так же бессильна поколебать веру и праведность, как уверения, что солнце не светит, а дает тьму и холод...».
Как же следует оценить деятельность Гапона? Помимо прямой и непосредственной ответственности за пролитую кровь (130 убитых, столько же серьезно раненых), Гапон также ответственен за растление народного духа: он не только способствовал расстрелу веры в доброго Царя, на которой много держалось в русской жизни, он нанес тяжелейший удар по народной совести и нравственности. После расстрела 9 января рабочие плевали на портреты Царя и святые иконы, при этом наиболее усердствовали те, кто пред иконами зажигал лампадки. Страшно, что это убийство народной веры спровоцировал священник.
Если говорить о метафизическом измерении этих личностей и их библейских прообразов, то нельзя не вспомнить образы св. Иоанна Богослова и Иуды. Действительно, с одной стороны «зритель неизреченных откровений» и Евхаристического таинства св. Иоанн Богослов, с другой стороны — погрязший в денежной грязи казначей Иуда, который, однако, взыскует справедливости и предлагает прежде озаботиться о нищих, а уже затем — о Христе, идущем на смерть. С одной стороны — св. праведный Иоанн Кронштадтский, живущий Евхаристией, таинством благодарения, Жизни мира и от него начинающий свое общественное служение, а с другой — запутавшийся политизированный священник, ставший объектом и, отчасти, субъектом темной провокационной игры, а в конце — фактически снявший сан и предавшийся мирским вожделениям, пьянству и блуду. Даже кончина их разительно напоминает соответствующие библейские образы. Тихий смертный сон, в который погрузился праведный Иоанн Кронштадтский, не может не привести на память кончину св. Иоанна Богослова, напротив, страшная смерть о.Георгия Гапона — его труп, повешенный на вешалке, напоминает самоубийство Иуды.
Константин (ГОРЯНОВ), митрополит Петрозаводский и Карельский
| К оглавлению
| К предыдущей странице
| К следующей странице |
Спаси вас Господи!
Все права на материалы, находящиеся на сайте VZOV.RU, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При
любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на VZOV.RU обязательна.
Адрес электронной почты редакции газеты: mail@vzov.ru
|
|
|
