Газета «Вечный Зов»
электронная версия газеты
Начало
Карта сайта
Контакты
Архив

Номера газет:
2020 год
2019 год
2018 год
2017 год
2016 год
2015 год
2014 год
2013 год
2012 год
2011 год
2010 год
2009 год
2008 год
2007 год
2006 год
2005 год
2004 год
2003 год
2002 год
2001 год
Пожертвование в пользу Фонда Альфа и Омега
Отзывы о газете

| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

С днём рожденья, дорогой поэт!


НИКОЛАЙ РУБЦОВ тридцати пяти лет от роду умер в Вологде. Умер нелепо, трагически...

Сейчас о нём много говорят, пишут. Критики с запоздалым жаром хвалят его стихи. Рубцовым заинтересовался «широкий читатель». Большими тиражами выходят его книги. Звучат песни на его стихи. Помните — «В горнице моей светло», «Я буду долго гнать велосипед», «Улетели листья»?

Каким же он был, поэт Николай Рубцов? В канун 80-летия его рождения (3 января) и 45-летия смерти (19 января) мы публикуем воспоминания современника.


Познакомился я с Рубцовым в 1962 году. Мы — участники одного поэтического семинара в Литературном институте. В первый учебный сентябрь нас послали на работу в колхоз, расположенный под Загорском. В местном клубе мы дали литературный вечер. Самый большой успех выпал на долю Рубцова. Стоя на краю сцены, он читал громко, уверенно, и, отвергая жестом руки заслуженные аплодисменты, переходил от хохм о флотской жизни к любовной лирике, к стихам о Вологодчине.

Слушая его, я лихорадочно думал, с чем же выступлю я.

Когда Рубцов кончил и объявил мою фамилию, я сказал:

— Я не буду читать вам своих стихов, лучше я прочту вам стихи Есенина.

По реакции слушателей видно было, что я не ошибся...

Вечер кончился поздно. Нас искренне благодарили.

Рубцов подошёл ко мне радостный и хлопнул по плечу:

— Молодец!

Я ответил, что молодец Есенин, а не я. Но Рубцов всерьёз возразил:

— Брось! Ты надумал прочесть его, а не себя. Потому и молодец...

Небольшого роста, подвижный, Рубцов уже тогда не производил впечатления человека молодого и был готов, по собственному признанию,

О печали пройденных дорог Шелестеть остатками волос.

Он многое успел повидать и испытать, за его плечами был значительный жизненный опыт. Но печатался редко. И случайные публикации его не удовлетворяли.

Стихи Рубцова поначалу на семинаре и в среде стихотворцев успеха не снискали. С благословения руководителя семинара Н. Н. они подвергались нападкам за «пессимизм», за «односторонность» изображаемого мира и тому подобное. Только со временем, когда стало известно, что в «Советском писателе» готовится к изданию книга Рубцова, Н. Н. изменил к нему своё отношение.

Щуря и без того маленькие, глубоко запавшие глаза, взмахивая рукой, Рубцов читал пронзительным голосом:

Трущобный двор. Фигура на углу. Мне кажется, что это Достоевский...

Облик его — в потёртом пиджаке, с неизменным шарфом на шее — приобретал неожиданную значимость.

Стихотворение «Поэт», навеянное посещением квартиры Глеба Горбовского, ныне опубликовано в журнале «Москва». Тогда же с молодым задором и непониманием первокурсники упрекали товарища в «несовременности». Рубцов знал себе цену, он был вполне сформировавшейся поэтической личностью, и подобный приём задевал его.

Признание Рубцова началось в среде прозаиков. Они держались от поэтов обособленно. И вот допустили к себе поэта Николая Рубцова. Этому способствовала гармонь, на которой тот играл. Перебирая лады, он наклонялся к мехам, точно слушая само зарождение каждого звука, каждого вздоха. Рубцов играл и пел:

Ах, что я делаю, зачем я мучаю Больной и маленький свой организм! Ах, по какому же такому случаю — Ведь люди борются за коммунизм...

Припев подхватывали дружно, хором, так, что стёкла дрожали от голосов:

Ах, замети меня, метель-метелица! Ах, замети меня, ах, замети...

Эта песня сменялась другой, тревожной, сумеречной по настроению:

Потонула во тьме отдалённая пристань. По каналам промчался (эх!) осенний поток. По дороге неслись сумасшедшие листья, Да порой раздавался (эх!) милицейскийсвисток.

Есть в песнях Рубцова обнажённая искренность, душевный надрыв, роднящий их с романсом. Что ни говори, они находили у слушателей мгновенный отклик понимания. За них Рубцова полюбили многие. Недаром Анатолий Передреев сказал мне, что, только услышав песни Рубцова, он по-настоящему оценил его талант.

Одно время мне пришлось с неделю жить с ним в комнате.

Рубцов как-то достал из-под кровати баул. А когда раскрыл его — я ахнул. Кроме зубной щётки и пары носков, он был весь заполнен кипами пожелтевших листков с ровными «кирпичиками» строф. С невольным уважением я сказал:

— Коля! Да тут, наверняка, на книгу наберётся.

А он меня серьёзно поправил:

— Нет, Миша, здесь на две книги.

Какой-то приятель Рубцова, ленинградец, работавший в типографии, набрал ему и переплёл в единственном экземпляре сборник. Его он мне и сунул тогда: «На, почитай...»

Сборник выглядел, как настоящий. На обложке стояло название: «Волны и берег» — или близко к тому. Я раскрыл наугад страницу... Рубцов ушёл и вернулся через несколько часов. У меня под вечер состоялся с ним, пожалуй, самый длинный разговор за всё время нашего знакомства. Вкратце он сводился к тому, что надо ему «что-то делать», что нельзя же всё время играть на гармони для друзей, следует разнести стихи по редакциям, пойти к какому-нибудь влиятельному писателю, пора издавать книгу, он ведь уже не мальчик...

Рубцов слушал меня, лёжа одетым на койке, с потухшей папиросой во рту. Мне было двадцать. Ему — лет двадцать семь, в его активе уже лежали десятки стихотворений, ныне хорошо известных. Вероятно, я подтвердил ему своим пылким выступлением многие из его обычных мыслей. Он соглашался со мной и казался серьёзным, сосредоточенным.

Шутка и смех — частые спутники молодости. Однажды Рубцов в перемену между лекциями прочёл следующие стихи о нашем житье-бытье:

Встретил нас Налдеев, встретил нас Шувалов, Собралась весёлая семья: Вадик Куропаткин, Миша Шаповалов, Роза Хуснудинова и я! Вадик Куропаткин стать марксистом хочет — Маркса поднимает он на щит. Миша Шаповалов весело хохочет, Роза Хуснудинова молчит...

Поясню: Налдеев — преподаватель, вёл спецкурс по текущей советской литературе; Шувалов читал историю КПСС. Вряд ли до них дошло это сочинение студента Рубцова, а мы, «весёлая семья», смеялись.

Два раза только видел я Рубцова с книгой в руках. Потому и помню: книгами этими были Библия и Пушкин. Рубцов никогда не стремился блистать эрудицией. Всё же по семинарским занятиям, по разговорам с ним я почувствовал: он любит русскую классическую поэзию, а в XX веке ему особенно близки Блок и Есенин.

Рубцов знал жизнь вологодской деревни. Знал — и с ранней юности мечтал вырваться из знакомого круга: дом, улица, околица, поле, лес... Вырвался. Сезонами плавал в море, ловил рыбу, лихо, по-матросски мотал заработанные деньги, так что и земля «качала» его основательно. Потом Рубцов оставил флот, жил в Ленинграде, работал на заводе. С годами «им овладело беспокойство — охота к перемене мест». Он стал по натуре своей «перекати-поле». Мог выйти из комнаты, покинув дружеское застолье, никому ни слова не сказав, уехать к трём вокзалам и, на ночь глядя, отправиться в деревню, в Вологду, в Питер. Проходит время. Замечают отсутствие Рубцова. Где же Коля?.. Никто не ведает.

В деревне он отдыхал от города и городских приятелей, в городе навёрстывал упущенное в те дни, когда он ходил с берестяным кузовком по болоту, собирая клюкву.

Меня же терзают грани Меж городом и селом...

Что-то у Рубцова «не клеилось», не получалось. Ходил хмурый. Гармонь забросил. Пил.

Длинный коридор скупо освещён жёлтыми лампочками. В конце его — большой тёмный квадрат окна, в него сверху заглядывает иронический месяц. Откуда-то возвращаюсь и встречаю на шестом этаже Рубцова.

— Здравствуй, Миша.

— Здравствуй, Коля.

— Дай закурить.

— У меня нет, Коля.

— Ну все равно, погоди. Хочешь, я тебе новое стихотворение прочту? Он щурит по привычке глаза и, широко разводя руками, с улыбочкой на мятом лице читает:

Среди такого окруженья Живётся легче во хмелю. И, как предмет воображенья, Я очень призраки люблю.

Студент Р., прозванный за мужественную осанку и зычный голос «полковником», однажды разыграл Рубцова. Тот читал стихи в какой-то компании. Только он кончил, «полковник» ему и говорит:

— Так-так, гражданин Рубцов. По-вашему, выходит, колхозы наши живут плохо, народ нищенствует. Что же это получается, а?!

И грозно смотрит на Рубцова. Вдруг тот побледнел, но, пытаясь отшутиться, отвечает:

— Да что ты, Толя, нельзя же так буквально. Ведь стихи...

Но Р. вошёл в роль. Суровая непроницаемая маска на лице. Стукнул тяжёлым боксерским кулаком по столу:

— Молчать!.. Я давно слежу за вашим, так сказать, творчеством. Должен признаться: сочинения ваши наводят на серьёзные размышления...

Рубцов не выдержал, пулей выскочил за дверь. Благо был в шапке и пальто, — на улицу. Поймал такси, и — на вокзал. С первым же поездом уехал в Питер.

Р. стыдили. Он оправдывался: «Я же в шутку. Другие поняли. Не знал я, что он слабонервный».

«Звезда полей» — лучшая книга Николая Рубцова. Я прочитал её в Волгограде с неослабевающим вниманием.

Через несколько месяцев по приезде в Москву я остановился в «родном доме» на улице Добролюбова. Утром с полотенцем выхожу в умывальную комнату и застаю такую картину: перед зеркалом Рубцов огрызком гребешка старательно зачёсывает набок реденькую прядку.

Поздоровались. Он сразу:

— Ты видел мою книгу?

— Я купил её в Волгограде.

— Читал уже?

— Да.

— Ну и как тебе? — с вызовом, но и с живой нотой беспокойства.

— Очень хорошая, настоящая книга получилась. Поздравляю тебя.

— Нет, правда?

— Я правду говорю.

— Спасибо, Миша. Твоё мнение мне дорого...

Он ещё не совсем привык к похвалам, мои слова были ему приятны.


Ш. Алишева (Дагестан), В. Телегина и Н. Рубцов. Литинститут (Лита), 1968 г.
Ш. Алишева (Дагестан), В. Телегина и Н. Рубцов. Литинститут (Лита), 1968 г.
...Он был в старых, растоптанных валенках, в распахнутом осеннем пальто и без шапки, каким я видел его в последний раз в общежитии. Значит, жив?!

— Коля! Ты?..

Он стоял молча передо мной и хитро улыбался.

Чувствуя волнение, я знал, что не надо говорить ему о его — теперь мнимой — смерти, о всех пустых разговорах, но не вытерпел:

— Вот это розыгрыш!

И в тот же миг Рубцов пропал.

Сон мой прервался.

Слышал новость?.. Ты хочешь сказать, Николай Рубцов... ах, замети меня, метель-метелица... Нет, здесь на две книги... Среди такого окруженья... Коля! Ты?..

Любая жизнь содержит в себе некую тайну. Пути человеческие неисповедимы.

Когда Лита потянется за гробом, Ведь кто-то скажет: «Он сгорел... в труде».

Михаил ШАПОВАЛОВ
(Печатается в сокращении)
Фото из архива В. Телегиной


| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

Спаси вас Господи!

Все права на материалы, находящиеся на сайте VZOV.RU, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на VZOV.RU обязательна.

Адрес электронной почты редакции газеты: mail@vzov.ru

©VZOV.RU, 2001—2019

Начало   Карта сайта   Контакты   Архив   Наверх