Смертная тайна Блока

(Продолжение. Начало в номере за апрель 2011)

3. За что досталось Аполлону?

...Возражайте. Я заранее согласна с Вашими доводами. Людей действительно есть за что не любить. О, не всех, конечно... Это так антигуманно... Но ведь есть же некоторые! — Да, я согласна. Есть. И каждый день встречаю. Они пустые, нравственно распущенные, не умеют говорить нормальным русским языком, ничего не хотят видеть и знать... Их единственные интересы — достать денег, купить курева, напиться, дернуть на дискотеку и т. п. Они читают комиксы, эти безвкусные американские издания. Они могут послать куда подальше, если ты подойдешь к ним с разговором на возвышенные темы. Они... А есть еще маньяки, убийцы, воры, наркоманы и т. д. — разные, разные! Подумать только, в каком мире мы с Вами живем, читатель! И это — люди? (О собственной точке зрения я, с Вашего позволения, пока умолчу).

Какое тут еще зеркало, скажете Вы. Уходили в прошлое традиции, обычаи, общепринятые мнения о правилах поведения, долге, чести и т. п. — словом, все, что составляет внешний уклад жизни людей, — а пороки оставались неизменными. Что удивительного в том, что Блок, поэт с душой тонкой и ранимой, был потрясен нелепицей, безобразием, хаосом, царящим вокруг, и изобразил все в несколько сгущенных тонах (ему ведь дано было чувствовать глубже нас, простых смертных)? Да и так ли уж преувеличил?

Вы правы. (Теперь уже безо всякой иронии). Все это естественно.

Людей есть за что не любить... Ну, да ведь и мы с Вами не ангелы. Ах, Вы не любите себя, дорогой читатель? Это — другой разговор. Только, на мой взгляд, совершенно напрасно...

Знаете, чем мне близок Андерсен? Тем, что все бытовые предметы, на которые бросал он взгляд, становились живыми. Старый железный котелок, глиняная миска, спички, огниво — под его волшебным пером все они обретали характер, определенный образ мышления, чувства, голос, даже мимику...

Любовь простирается не только на людей и животных, ведь так?.. Все возможно Поэту и Сказочнику. Андерсен смотрел в глубь вещей.

Сейчас я задам немножко нелепый вопрос. Можно ли ненавидеть предметы, окружающие нас (книгу, картину, куклу, кресло, цветочный горшок)? Не любить людей, презирать, брезговать ими, испытывать отвращение, ненавидеть, в конце концов, — можно, ибо мы выяснили, что на то могут быть причины, и достаточно веские. Но можно ли ненавидеть вещи, которые не говорят глупостей, не оскорбляют нас, не навязывают своего мнения, не плюют в душу, не бегают на дискотеки и не читают нелепых комиксов, — словом, не совершают ничего из длинного перечня поступков, которыми имеют обыкновение раздражать нас наши ближние?

— Вроде нет, — недоуменно пожмете Вы плечами.

— Вроде, — повторю я задумчиво. — А бывает иначе. «Есть многое на свете, друг Горацио...» Есть один эпизод в воспоминаниях Л. Д. Блок «И быль и небылицы о Блоке и о себе», который очень заинтересовал меня. И не только заинтересовал — навел на некоторые размышления...

Вот как описывает Любовь Дмитриевна состояние Блока во время болезни:

«Мрачность, пессимизм, нежелание — глубокое — улучшения и страшная раздражительность, отвращение ко всему — к стенам, картинам, вещам, ко мне. Раз как-то утром он встал и не ложился опять. Я уговаривала его лечь, говорила, что ноги отекут, — он страшно раздражался, с ужасом и слезами: “Да что ты с пустяками! Что ноги, когда мне сны страшные снятся, видения страшные, если начну засыпать...” При этом он хватал со стола и бросал на пол все, что там было, в том числе большую голубую кустарную вазу, которую я ему подарила и которую он прежде любил, и свое маленькое карманное зеркало, в которое он всегда смотрелся, когда брился и когда на ночь мазал губы помадой (белой), или лицо — борным вазелином. Зеркало разбилось вдребезги».
— Ну и что? — спросите Вы. — Вспышка раздражения, сопутствующая болезни...

Все так. И я бы не обратила на это особого внимания, если бы дальше не последовало упоминание о чем-то куда более странном, на мой взгляд... Менее объяснимом, во всяком случае.

«Вообще у него в начале болезни была страшная потребность все бить и ломать: несколько стульев, посуду, а раз утром, опять-таки, он ходил, ходил по квартире в раздражении, потом вошел из передней в свою комнату, закрыл за собой дверь, и сейчас же раздались удары, и что-то шумно посыпалось. Я вошла, боясь, что себе принесет какой-нибудь вред, но он уже кончал разбивать кочергой стоящего на шкафу Аполлона. Это битье его успокоило, и на мое восклицание удивления, не очень одобрительное, он спокойно отвечал: “А я хотел посмотреть, на сколько кусков распадется эта грязная рожа”».

Раздражение? Да, но чем оно в данном случае было вызвано? Давайте посмотрим на последнюю фразу. О чем она?..

Блока, как поэта, должны были выводить из себя уродливые формы, кривизна и безвкусица... Значит ли это, что в тот момент, когда Блок разбивал вдребезги окружающие его вещи, все они казались ему безобразными? И если да, то не это ли породило желание ломать, уничтожать и т. д.? Я не берусь судить однозначно, но вот эта «грязная рожа», которую он увидел вместо прекрасного лица, является, на мой взгляд, прямым подтверждением высказанных мною мыслей.

Далее. Любовь Дмитриевна пишет о том, что «большое облегчение ему было, когда мы сняли все картины, все рамки... Потом мебель — часть уносилась, часть разбивалась для плиты». Он почувствовал себя лучше, когда сняли все самое красивое.

Конечно, легко обвинить меня в том, что я пытаюсь «сварить суп из колбасной палочки». Блок был болен, и болен серьезно... Надо учитывать состояние, в котором он находился... Разумеется, надо. Но, однако, нигде, ни в какой мемуарной литературе, я не обнаружила ни малейшего намека на то, что у Блока когда-либо были галлюцинации. (Ибо чем еще можно объяснить эпизод с Аполлоном?) Согласитесь, менее чем вероятно, что Блок, войдя в комнату, увидел галлюцинацию, схватил кочергу и кинулся вперед... Глупо, не хочется даже продолжать. Все это делалось в здравом рассудке.

Я опять подхожу к вопросу о зеркале... И вовсе не потому, что уверена в непогрешимости своих доводов. Я просто не знаю, как объяснить это иначе. И не только это — многое другое.

* * *

«Дневник», 9 марта 1902 г.

«В экстазе — конец.

Реши обдуманно заранее, что тебе нужно умереть. Приготовь револьвер или веревку (!?) Назначь день! В промежутке до самоубийства то мирись, то ссорься, старайся развлекаться, и среди развлечений вдруг пусть тебя хватает за сердце неотступная и данная перед крестом, а еще лучше — перед любимой женщиной, клятва в том, что в определенный день ты убьешься. Выкидывай штуки, говори странные вещи, главное — любимой женщине, чтобы она что-то подозревала и чем-то интересовалась. В день назначенный, когда ты знаешь, что можешь без препятствий ее встретить и говорить, — из-за экстаза начнет у тебя кровь биться в жилах. Тогда — делай, что тебе нужно, или делай, или говори. Мы не помешаем тебе и будем наблюдать за тобой. Если ошибешься, нам будет очень смешно, ты же будешь очень жалок. Потому — лучше сразу, а на предисловия не очень надейся. Конечно, если можешь с предисловием, то только выиграешь (плюсик).

Все это сделаешь ты, если хочешь 1. скорее, 2. здесь — испытать нечто 1. новое, 2. крупное, т. е. — если нет терпения и нет веры в другое».

Если бы Вы, уважаемый читатель, вздумали показать эту запись, без какого бы то ни было пояснения, человеку несведущему и притом спросить: «Что это, по-вашему?», то он, пробежав ее глазами, ответил бы: «Это — письмо, написанное под диктовку».

Не надо быть тонким психологом, чтобы сделать такой вывод. И невесть откуда взявшееся МЫ, и явный приказ, содержащийся в «письме» («Назначь день!» и пр.) — все указывает на то, что это здание возведено другим архитектором.

* * *

Кто же автор?

Прямых «подсказок» в тексте не найти, но по некоторым намекам догадаться все-таки можно.

О многом, на мой взгляд, говорит вот это: «...пусть тебя хватает за сердце неотступная и данная перед крестом... клятва в том, что в определенный день ты убьешься». Богохульство, причем изощренное — перед крестом Иисуса, кровью заплатившего за твою жизнь, дать клятву (!) в том, что в определенный день (т. е. обдуманно, не сгоряча, нарочно) ты себя этой жизни лишишь, перечеркнув тем самым смысл Его искупительной жертвы.

Кому, спрашивается, могла прийти в голову такая пакость? Не Блоку же, который на волне мистических грез называл Христа Божественным Учителем!

«Как имя тебе?» — спросил Христос, изгоняя бесов из одержимого человека. И получил ответ: «Имя нам — легион, потому что нас много».

Порою бесы способны вторгаться в сознание и внушать человеку свои мысли. Но каким путем — вот вопрос!

Мой дорогой читатель, если только что на наших глазах раздвинулись осыпанные блестками гирлянды причудливых фраз и из облака белых соцветий высунулся длинный нос старого тролля в дырявой мантии, не означает ли это, что где-нибудь поблизости находится и пресловутое зеркало, вернее — его крохотный осколок?

Давайте поищем его.

* * *

Блок воспринимал смерть по-особому.

Так вот, чтобы понять, чем же она была в его представлении, я предлагаю Вам сделать нечто необычное. Поднявшись по широкой белой лестнице, мы отворим высокую дверь, войдем в картинную галерею и посмотрим, какими же красками изображена смерть на бесчисленных холстах этого художника.

Перед нами одно из полотен — сноп ярких нежно-зеленых лучей на темной стене. «У берега зеленого...»

У берега зеленого на малой могиле 
В праздник Благовещенья пели псалом.
Белые священики с улыбкой хоронили
Маленькую девочку в платье голубом.
Все они — помощью Вышнего Веления — 
В крови Бога Небесного Отца расцвели 
И тихонько возносили к небу курения,
Будто не с кадильницы, а с зеленой земли.

Рядом — другая картина.

...Играли в прятки.
Были веселые морозные Святки.
Прятали мамин красный платок.
В платке уходила она по утрам.
Сегодня оставила дома платок:
Дети прятали его по углам.

И — дальше:

Мамочке не больно, розовые детки.
Мамочка сама на рельсы легла...

Это значит — макнуть кисть в черную краску и с размаху шлепнуть по холсту, перечеркивая все. Не что иное, как неприкрытый цинизм... Сквозивший, кстати, и в предыдущей картине. И нашедший весьма странное выражение для человека, у которого всю жизнь были нежные, доверительные отношения с матерью.

Доброму человеку, толстой соседке,
Спасибо, спасибо. Мама не могла...
Мамочке хорошо. Мама умерла.

* * *

Все. Не остается ничего, сказанного прежде. Одна эта строка. «Мама умерла» — звучит настолько противоестественно для детского восприятия, что этого и нарисовать-то невозможно. Потому что стихотворение с первых строк воспринимается, как рисунок ребенка.

Красное солнышко, мороз, Святки...

И если все же попытаться вообразить нарисованное рукой малыша «Мамочка сама на рельсы легла», выйдет не боль и не трагедия. Выйдет надругательство — что-то тяжелое, уродливое, явно идущее откуда-то извне, не из мира ребенка.

Идемте дальше...

Вот еще одна потрясающая картина. «Вот он — ряд гробовых ступеней...»

Ты покоишься в светлом гробу.
Ты с улыбкой зовешь: не буди.
Золотистые пряди на лбу.
Золотой образок на груди.

Я отпраздновал светлую смерть,
Прикоснувшись к руке восковой,
Остальное — бездонная твердь
Угадает во мгле голубой.

Спи — твой отдых никто не прервет.
Мы — окрай неизвестных дорог.
Всю ненастную ночь напролет
Здесь горит осиянный чертог.

Красиво, правда? Не оторваться! Могильный склеп с рядом гробовых ступеней предстает взору Блока как хрустальный чертог диковинных форм, полыхающий звездными огнями. А вот и сам поэт, склонившийся над телом девушки. Глаза его сияют, как драгоценные кристаллы. Он любуется ею, как и «маленькой девочкой в платье голубом». Да что там... он просто упивается подобным зрелищем в стихотворении «Я ее победил наконец»:

Близок вой похоронных труб,
Смутен вздох охладевших губ.

...Гаснут свечи, глаза, слова...
— Ты мертва, наконец, мертва!

Знаю, выпил я кровь твою...
Я кладу тебя в гроб и пою, —

Мглистой ночью о нежной весне
Будет петь твоя кровь во мне!

А уж тут лучше не давать воли фантазии. Особенно, если читаешь на ночь глядя.

* * *

...Итак, перед нами — светлый коридор. Полотна сияют миллионами солнц. В стихах Блока, как в приведенных здесь, так и в не упомянутых, есть общие черты. Например, ассоциация Смерти со Светом. (Смерть не на фоне света, как может показаться на первый взгляд, — она растворена в нем.) Или: тождество Смерти с празднеством («были веселые морозные Святки», «в праздник Благовещенья», «я отпраздновал светлую смерть»). О чем это говорит?

В тревожных раздумьях я покидаю картинную галерею, плотно притворив тяжелую дверь...

* * *

Ханс Кристиан Андерсен в предисловии к «Снежной королеве» не упомянул еще одного замечательного свойства зеркала: оно не только искажает прекрасные черты — в этом было бы еще полбеды. Все нелепое, страшное и безобразное, отражаясь на его поверхности, обретает иные формы. Мнимой красотой своей они порой вводят нас в заблуждение. Не об этой ли опасности предупреждает мудрый пророк Исаия: «Горе тем, которые зло называют добром, и добро — злом, тьму почитают светом, и свет — тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое — горьким!» (Исаия 5:20).

Ксения РОМАНОВА
Рисунки автора
(Окончание в след. номере)

О доблестях, о подвигах, о славе 
Я забывал на горестной земле, 
Когда твое лицо в простой оправе 
Передо мной сияло на столе.

Но час настал, и ты ушла из дому. 
Я бросил в ночь заветное кольцо. 
Ты отдала свою судьбу другому, 
И я забыл прекрасное лицо.

Летели дни, крутясь проклятым роем... 
Вино и страсть терзали жизнь мою... 
И вспомнил я тебя пред аналоем, 
И звал тебя, как молодость свою...

Я звал тебя, но ты не оглянулась, 
Я слезы лил, но ты не снизошла. 
Ты в синий плащ печально завернулась, 
В сырую ночь ты из дому ушла.

Не знаю, где приют своей гордыне 
Ты, милая, ты, нежная, нашла... 
Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий, 
В котором ты в сырую ночь ушла...

Уж не мечтать о нежности, о славе, 
Все миновалось, молодость прошла! 
Твое лицо в его простой оправе 
Своей рукой убрал я со стола.

30 декабря 1908

| К оглавлению | К предыдущей странице | К следующей странице |

Спаси вас Господи!

Все права на материалы, находящиеся на сайте VZOV.RU, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на VZOV.RU обязательна.

Адрес электронной почты редакции газеты: mail@vzov.ru

Начало Карта сайта Контакты Архив Наверх