Он ушел, а боль осталась...

Белая ночь

   Мы с Марией вышли посидеть в сквер, который был расположен у входа на наше предприятие. За десять лет я впервые отдыхала вечером рядом с домом. Вот уже несколько дней в Ленинграде стояла необыкновенная жара. Обычно в нашем городе преобладают дождь, влажность, а люди, идя по улице, съеживаются. Но тогда было лето — жара, духота, даже деревья опустили свои кроны. Чувствовалось, люди и вся природа ждут летнюю грозу с проливным дождем. А белые ночи в Ленинграде — это особое прекрасное состояние природы и души, и до двух часов ночи можно читать у окна даже в квартире.
   Тем вечером было чуть прохладнее и дышалось легче. Мы с Марией сидели в сквере, любуясь отсветами вечерней зари. Было поздно. Мы читали стихи Тютчева и рассуждали на серьезные темы бытия.
Для города это были радостные и напряженные дни праздника. Ко Дню города его почистили, помыли, освободили от нежелательных человеческих особей (пьяных, бомжей, хулиганов), как-то даже стало по вечерам пустынно на Невском проспекте. Дома по Невскому проспекту украсили, и они преобразились, как в сказке. Заработали фонтаны. Красота, душа ликует, все это вызывает гордость за свой город св. Петра. Вот всегда бы так любили город и ухаживали за ним, городом-музеем, одним из лучших в мире!

Знакомство

   Наше радужное, расслабленное состояние души сразу нарушили мужчины. Двое из них, молодые, ухоженные, приятные во всех отношениях, шли к нам со стороны предприятия, явно его сотрудники. Но первым к нам со стороны улицы подошел мужчина в милицейской форме старшего офицера и заговорил с нами. Он очень строго спросил, почему это мы сидим в сквере предприятия поздним вечером и, таким образом, нарушаем порядок. Сотрудники предприятия пытались за нас заступиться. Однако офицер их замечание пропустил мимо и всем нам стал читать лекцию о бдительности в это напряженное для города время проведения праздника. Я взорвалась: это нам-то о бдительности, да еще в таком высокомерном тоне! Нет, этого я стерпеть не могла, так как мы с Марией работали в Военной Академии на спецфакультете, напряжения хватало выше головы, и я заспорила с милиционером. Но, встретившись с его взглядом, вдруг увидела в его глазах напряженность и в то же время мягкость и озорной огонек, это сразу сделало меня более дружелюбной. Я попросила его представиться и предъявить удостоверение личности (я всегда так вела себя с мужчинами, если они настойчиво хотели со мной познакомиться!). Он чуть удивился насчет документа, но сразу же мне лично предъявил в развернутом виде красный пропуск и, быстро закрыв, представился: «Слава». Непринужденно и миролюбиво он увел нас из сквера, от приятных во всех отношениях мужчин, не дав им с нами не только познакомиться, но и заговорить. Я рассмеялась, помахала им рукой и крикнула: «Не грустите, еще увидимся!»
   Мы с Марией не сказали своих имен, это было бы неуместно, после того как он величаво и гордо произнес «Слава», — как же, подполковник милиции, молодой, высокий, широкоплечий, похожий на атлета.    Разговаривая с нами, он держался, чуть откинув назад голову, — это естественная осанка человека, уверенного в себе и в своих действиях. У него были зеленые глаза, а гладко зачесанные назад волосы открывали лоб — широкий, но плоский, с чуть выраженными лобными буграми. Да, он обладал аналитическим умом и проницательностью. Так мы познакомились. Слава проводил нас до дверей моей квартиры, не спросив наших имен. Я не удивилась. Расставаясь, я из вежливости пригласила заглянуть как-нибудь ко мне «на огонек», но не более, не предполагая, что это может произойти так скоро. У меня дома мы с Марией попили кофе, послушали песни в исполнении Валерия Ободзинского, и подруга на такси уехала домой.

«Это я, Слава»

   Я наслаждалась свободой от домашних забот и домашней суеты, так как дочь из лагеря должна была приехать только через неделю (я ее уже навещала).
   Спать не хотелось, и я решила сделать зарисовку этой чуть смешной и наивной ситуации о нашем с Марией отдыхе около дома, но не успела, прозвенел звонок в дверь. Я неохотно спросила: «Кто там?» И сразу услышала уже знакомый голос: «Это я, Слава». Я открыла дверь.
Неожиданно этот серьезный человек схватил мою руку и с пылкостью и смущением юноши стал просить у меня прощения, называя меня моим ласкательным именем «Ириночка», за строгость, напористость, объясняя это тем, что у него не было другой возможности со мной познакомиться. Он давно за мной наблюдал, знал, что я живу только с дочерью, посещаю соседний Дворец Милиции. Там он и увидел меня в первый раз на концерте, а когда начались танцы, хотел ко мне подойти, но я исчезла. Слава торопливо стал объяснять, что утром у него заканчивается дежурство, и, если я ему позволю, он придет ко мне и все расскажет. Это было сказано так твердо, уверенно, что заставило меня дать согласие на его приход ко мне — поговорить. Ох, женщины, женщины, как вы доверчивы!
   Он пришел, когда я уже спала, под утро. Нежный, ласковый человек, которого я как будто уже знала давно. Он попросил разрешения на короткий отдых, я разрешила. Он лег поверх одеяла. Я устроилась в своем огромном кресле, поджав ноги, и укрылась пледом. Спать уже не хотелось. Рядом с ним я казалась себе дюймовочкой. Он спал, а я разглядывала его лицо, которое даже во сне было спокойным и в тоже время сосредоточенным. Вдруг я заметила необычайное сходство с моим погибшим в войну отцом.
   До войны папа строил нефтепровод из Баку в Кисловодск. На меня нахлынули воспоминания о трудной жизни не только моего отца в предвоенное и фронтовое время, но и всего народа нашей страны. Во время войны я была еще маленькой, поэтому знала о ней только из истории и из художественной литературы, по фильмам и воспоминаниям родных участников войны. И мне при пробуждении Славы захотелось этому незнакомому, но уже родному по интуиции человеку показать фотографии папы и родных. Слава рассматривал фотографии внимательно и слушал меня с учтивостью интеллигентного человека, ни разу не перебив мой рассказ. Потом и он рассказал, что тоже рос без отца, что его отец тоже погиб на войне. Мы ощутили настоящее душевное единение.
   Я поняла, как он, Слава, стал мне дорог, что вот так просто я потерять его не могу! Он был так внимателен и ласков со мной, говорил о любви с первого взгляда, говорил, что бежал ко мне, как мальчишка на первое свидание, и что он так давно ни к кому не спешил и так давно не испытывал таких чувств от встречи с женщиной. Он вдовец, живет с сыном и со своей матерью, и обязательно меня с ними познакомит, так как раньше рассказывал им обо мне, но никак не мог найти повода познакомиться. Мне пришлось бороться с собой, чтобы устоять от нахлынувших на меня чувств. А чувствовала я в нем силу целебного родника, но мне нужна была не только романтика любви, но и он сам…
Мы со Славой договорились встретиться в одно из воскресений в Летнем саду всем вместе: с его сынишкой Алешкой, мамой Любовью Ильиничной и моей дочуркой Оленкой. Она уже вернулась из лагеря, и Слава с ней познакомился у нас дома. Я ее представила, как свою 14-летнюю взрослую дочь — так, как она себя называет. Оля протянула руку Славе, и он так грациозно пожал ей руку и прижал к губам, что они сразу заговорили об ее, Оленкиных, делах, как, само собой разумеется, давние хорошие знакомые. Дочь моя одобрила запланированную встречу в Летнем саду, так Слава удачно расписал место, выбранное для встречи с родными его сердцу людьми. Встреча на природе, в окружении красоты, созданной человеческим умом и мастерством XVIII века; среди древних деревьев; среди неописуемой красоты античных скульптур; рядом с домиком Петра I, построенным еще при его жизни для принятия заморских гостей; и, конечно, в обрамлении знаменитой чугунной решетки. Это и мое с отрочества и по сей день любимое место отдыха.

Несостоявшаяся встреча

   Он часто мне звонил, забегал на минутку попить кофе и увидеться, все волновался, ожидая нашей встречи в Летнем саду, и мы с Оленкой тоже ждали. И вдруг от него и в субботу, и в намеченное воскресенье не было никаких известий. Сердце мое защемила жуткая тоска, я почувствовала неладное. Слава пропал.
   В понедельник вечером пришла статная, изящная, интеллигентная, очень моложавая красивая женщина, Любовь Ильинична. Это и была его мама, в черном ажурном платке на голове, в сопровождении майора милиции. У меня подкосились ноги, и я разрыдалась. Любовь Ильинична меня обняла, сама она мужественно держалась, не плакала. Мы прошли в комнату, сели на диван, майор остался стоять. Она ему кивнула, продолжая держать мою голову у себя на груди, и Оленку мою прижала к себе, как родных, дорогих ей людей. Майор коротко сказал, что Слава погиб уже после дежурства с пятницы на субботу, вступился на улице в защиту своих товарищей по службе в перехвате преступника, который бежал прямо на него.    Прогремело два выстрела на поражение, и Славы не стало. Любовь Ильинична, не настаивая, предложила проводить Славу в последний путь. Я отказалась. Я хотела в своей сердечной памяти оставить его живым, сказав, что это было мгновение сказки, дуновение мягкого, нежного ветерка Любви.
   Упокой, Господи, душу его!

Все права на материалы, находящиеся на сайте VZOV.RU, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на VZOV.RU обязательна.

Адрес электронной почты редакции газеты: mail@vzov.ru