Как Иван Иванович на немцев работал

Как талантливый художник, Иван Иванович Харкевич зарекомендовал себя еще до войны. Он был первым иллюстратором знаменитого романа Вениамина Каверина «Два капита-на». Активно сотрудничал в люби-мых детворой журналах «Костер» и «Чиж», где печатали свои произ-ведения Даниил Хармс и Корней Чу-ковский, Михаил Зощенко и Леонид Пантелеев. Вместе с Иваном Ива-новичем в этих журналах сотруд-ничали и его товарищи по графи-ческому искусству — Валентин Курдов, Владимир Гальба, Николай Муратов, Борис Семенов… Именно они возглавили в блокадную пору «Боевой карандаш». Ивана Харке-вича почему-то в этом списке не было.

    В коллективе «Боевого карандаша» он появился только в послевоенную пору. Сам собой напрашивается вопрос: «Почему?» Далеко не сразу я решился задать этот вопрос своему соавтору по сатирическим плакатам, а когда задал, то получил совершенно ошеломляющий ответ:
   — А я в эти годы на немцев работал. Видя мой недоуменный взгляд, Иван Иванович, как человек веселого нрава, рассмеялся, чем меня еще больше заинтриговал:
   — Да, Валерочка, не удивляйся. Я действительно всю Великую Отечественную работал на немцев, за что имею боевые награды Родины.
И поведал мне свою фронтовую биографию.
   Когда разразилась война, Ивана Ивановича не было в Ленинграде. Еще в мае направил его городской военкомат на сборы в Прибалтику. 22 июня 1941 года Харкевич встретил в Риге. В тот же день он был призван в действующую армию в должности фронтового художника. Редакция, в которой он работал в годы войны, называлась «Друг солдата» и выходила на немецком языке. Понятно, она носила антивоенный, антифашистский характер. Газета призывала немецких солдат одуматься, сдаться в плен и выйти из преступной войны, которую навязало немецкому народу безрассудное гитлеровское руководство Германии. Газету сбрасывали самолеты на боевые позиции врага. Специальные бомбы были начинены типографской продукцией.

Вспоминает И.И. Харкевич:

   Впервые в жизни оказался я в редакции на колесах. Тут же, при редакции, была и типография. В одном вагоне располагался наборный цех, в другом — печатный. В третьем — фотолаборатория, в четвертом — хранились огромные рулоны бумаги.
   У редактора был свой вагон, кабинет на колесах. Редактором был немец. Наш обрусевший, отечественный немец — Иван Францевич. Ну, и у меня — свой личный кабинет и одновременно мастерская. Мы все время меняли свое место нахождения, потому что фашистские «юнкерсы» непрерывно за нами охотились. Хорошо помню лето сорок первого. Июль выдался на редкость жаркий. Наш воинский эшелон медленно передвигался по Новгородчине. Зной стоял невыносимый. Я полулежал на своем плацкартном ложе, обдумывая очередную карикатуру на фюрера. Над подушкой — подвешены два патронташа с винтовочными патронами. То ли от жары, то ли просто так, но меня вдруг потянуло выйти на свежий воздух. Я поднялся и пошел на открытую площадку своего дачного вагона. Природа радовала глаз.
   «Господи, — вздохнул я печально, — неужели идет война? Но это бессмысленно и нелепо, так не вяжется с умиротворяющей природой, летней тишиной...»
   Внезапно мои мирные раздумья прервал рев мотора. Над эшелоном появился фашистский «юнкерс». И тут, как гром среди ясного неба, взрыв. Один, другой… И пулеметная очередь сверху. Резкий лязг буферов, состав с шумом остановился. Под крики «Воздушная тревога!» мы бросились врассыпную в лес. По счастью, налет был недолгим. «Юнкерс» покружился над эшелоном и взял высоту. Но каково же было мое состояние, когда я вернулся в свой вагончик! Я словно оцепенел и долго не мог прийти в себя. Крыша была пробита. Шрапнель угодила в патронташ с винтовочными патронами, и вся моя подушка была буквально изрешечена пулями. А если бы я не встал тогда с постели или, не дай Бог, задремал? Страшно и представить, что было бы. Но что заставило меня буквально за минуту до вражеского налета встать и выйти на площадку вагона? Что это? Чудо? Просто случайность? Интуиция? А может…
   И Иван Иванович прервал свои воспоминания на какое-то мгновение, оборвав их на полуфразе, позволив тем самым призадуматься и поискать точный ответ своему собеседнику.
   И подобных «случайностей», когда каким-то чудом он оставался цел и невредим, у моего старшего товарища хоть отбавляй.
   Где-то в районе Валдая, в 42-м году, сотрудники газеты «Друг солдата» расположились на некоторое время в замаскированных, прочно покрытых зеленым дерном землянках. Укрытия безопасные, надежные. Но, на беду, вблизи места, где разместилась редакция, остановился воинский состав с боеприпасами. Чего только не было в вагонах, начиная с обычных патронов и снарядов, кончая 500-килограммовыми бомбами. Начальник эшелона заверил всех, что опасаться не стоит: день, мол, нелетный, пасмурный, дождливый, все небо в тучах. Но набежавший внезапно ветер тучи разогнал. И сразу же появился в небе вражеский самолет-разведчик. Стоило ему сбросить только один фугас, и тут такое началось! Взрывная волна была такой силы, что можно было запросто оглохнуть. В воздух взметались целые вагоны, оси, колеса… Сквозь душераздирающие раскаты Иван Иванович услышал властный голос редактора: «Все ко мне в землянку! Немедленно!»
   Вылезать из своего, казалось бы, безопасного укрытия крайне не хотелось. Но приказ есть приказ. И художнику пришлось подчиниться. Когда же он спустя несколько часов, когда все утихомирилось, вернулся к своему убежищу, то на месте землянки обнаружил глубокую воронку, на дне которой красовалась перевернутая платформа вагона. Ни вещей, ни художественных принадлежностей — ровным счетом ничего. Все сгорело, все было смято, безжалостно уничтожено. Слава Богу, что сам Иван Иванович оказался цел и невредим и готов был и дальше, как фронтовой художник, бороться за правое дело.
   Вот в каких невероятно тяжких условиях, опасных для жизни, трудился Иван Иванович на немцев в годы Великой Отечественной. — Ну, а результаты хоть какие-нибудь были? — спросил я у Харкевича.
   — Вне всяких сомнений, — ответил он. — Перебежчиков из вражеского стана было немало. Многие немцы, чувствуя, что война для них обречена на поражение, массами сдавались в плен. Наша редакция вдруг стала расти неимоверно. Штатными сотрудниками становились пленные немцы. Их призывы к своим соотечественникам сложить оружие возымели действие.
   Вот, собственно, и весь мой рассказ о том, как Иван Иванович на немцев работал. Но ставить точку я, однако, не спешу, поскольку это только всего одна из глав большой биографии художника. Достаточно сказать, что нынешний год у Ивана Ивановича — юбилейный: ему, старейшему художнику нашего города, исполняется 90 лет. И вот что удивительно: несмотря на преклонный возраст и инвалидность, ветеран войны полон сил и энергии. Застать его дома чрезвычайно трудно. Что ни день — он в Петербургском Союзе художников. За спиной — походный рюкзак, в руках огромная папка с художественными работами. Как член выставкома, Иван Иванович постоянно заботится, чтобы работы не только свои, но и друзей —товарищей по его тревожной молодости постоянно появлялись на ежегодных выставках ветеранов. Не счесть и всех книг, которые Иван Иванович иллюстрировал и до войны, и в послевоенные годы. Правда, сейчас издаваться стало намного труднее. И дело тут совсем не в возрасте. Закрыт «Боевой карандаш». Закрылось и издательство «Детская литература». По счастью, издательство «Библия для всех» приняла у меня рукопись книжки для малышей «С нами Бог!». Встал вопрос: кто будет иллюстрировать стихи? И я поехал к Ивану Ивановичу. В откровенной беседе спросил напрямик, верит ли он в Бога.
   — Валерочка! — как всегда, по-отечески назвал меня Иван Иванович. — А как ты думаешь, Кто в годы войны дал мне такое служение: не убивать людей, а, наоборот, приводить их к миру? И, наконец, Кто спасал меня, когда жизнь была на волоске от смерти? Кто помог мне одолеть огонь, воду и медные трубы? И, еще, Кто дает мне силы, прилив вдохновения для новых трудов? — Так Вы пришли ко Христу в годы войны?
   — Нет, я с малых лет уверовал в Бога! Я ведь происхожу из старинного дворянского рода Храповицких! Мой пра-прадед Александр Васильевич Храповицкий был штатс-секретарем у Екатерины II и оставил после себя интересные воспоминания. Отцу моему принадлежало большое имение Троицкое в Смоленской губернии, куда мы всей семьей перебрались после большевистского путча в октябре семнадцатого. Но и здесь нашу семью не оставляли в покое властители тьмы. Что ни день, хулиганствующие орды во главе с пьяными красными комиссарами совершали налеты на отцовское имение. Тщательно искали золото, бриллианты и прочие драгоценности для нужд «революции». Но тщетно. Тогда мародеры стали забирать старинную мебель, а когда в особняке остались только голые стены, не постыдились уволочь и детские игрушки. Угрозы сыпались чуть ли не на каждом шагу: «Берегитесь! Мы еще и до вас доберемся!»
   Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы одна добрая душа — моя учительница не посоветовала мне сменить фамилию. В классном журнале я стал числиться под фамилией Харкевич. Точно такую же фамилию носил и мой старший, сводный брат. Харкевич был первым мужем моей матушки. Не смени я фамилию, не дали бы мне учиться дальше, не дала бы Советская власть проявить себя и как художника. Так что, к сожалению, приходилось мне все годы тоталитаризма скрывать, что я «дворянский отпрыск». Поистине невольно оказался в категории «иванов, не помнящих родства». Прости, Господи!
   — Хорошо, что от Бога не отреклись! — Ну, как же, вера в Бога в нашем старинном роду все века переходила из поколения в поколение. К сожалению, свою веру в условиях жесточайшего красного террора приходилось держать в глубокой тайне. Так же, как и моему большому другу, замечательному детскому писателю Алексею Ивановичу Пантелееву. Я проиллюстрировал, можно сказать, все его книжки. Кроме одной. Недавно в «Новом мире» появились посмертные записки А. И. Пантелеева «Я верую!». Слава Богу, что они в конце концов увидели свет. Слава Богу, что и Господь не оставлял меня в империи зла. Ведь такая была кровопролитная война, а я не получил ни одного ранения, ни одной царапины на мне не было.
   Больше вопросов я в тот день ему не задавал. Моя книжка увидела свет с красочными, мягкими акварельными рисунками Ивана Харкевича. Как изумительно и живописно изобразил художник мир, который создал Творец, нашу родную российскую природу! Книжка сразу же привлекла к себе внимание и малышей, и их родителей. Неудивительно, что она быстро разошлась.
   Сейчас у нас с Иваном Ивановичем новые творческие планы. Какие? Пока секрет. И дай Бог крепкого здоровья моему доброму соавтору и старому другу.

Свидетельствует поэт, член Союза писателей России Валерий Шумилин: — Мы с Иван Ивановичем старые друзья: ровно 30 лет и 3 года нашей дружбе исполнилось. Правда, я своему другу в сыновья гожусь: 22 года — разница в возрасте. Но при чем тут возраст, если нас соединило творчество. Оба долгие годы работали в объединении ленинградских сатириков-плакатистов «Боевой карандаш». Иван Иванович как художник, а я как поэт...

На снимке вверху: заслуженный художник России
Иван Иванович Харкевич
выступает перед посетителями
его персональной выставки