Живые истории

Книги и демоны

Второй десяток лет я занимаюсь книгоизданием и могу засвидетельствовать: легче и быстрее всего выходят и расходятся книги так называемого бульварного содержания, а уж издания на потребу нечисти — всевозможные гороскопы и магии — идут просто нарасхват. И, наоборот, чем «духовнее» книга, чем опаснее она для сил ада, тем труднее её появление на свет.

Вам эту книгу не издать!

   Первое мое столкновение с темными силами на поприще книгоиздания произошло в начале 90-х годов прошлого века. С группой единомышленников мы создали небольшое по численности и возможностям издательское предприятие. Так уж получилось, что первой книгой нового издательства должен был стать труд в переводе с греческого епископа Феофана «Невидимая брань» — репринтное воспроизведение издания 1904 года Афонского русского Пантелеймонова монастыря. Книгу эту, широко известную в монашеских кругах, рекомендовал нам протоиерей Василий Лесняк — личность в церковных кругах весьма уважаемая.
   Один из учредителей издательства, Евгений Каминский, был хорошо знаком с отцом Василием, а последний был вхож к митрополиту Иоанну. Решено было испросить у Владыки Иоанна благословения на издание книги — духовного и материального. Во время первого визита к нему митрополит Иоанн сказал, что знает о «Невидимой брани» не понаслышке: будучи монашествующим, сам читал её неоднократно, книга нужная и весьма важная — о том, как противостоять темным силам, но… ничего у нас не получится: как раз темные силы и не позволят нам эту книгу издать… Не буду утомлять читателя подробностями последующих переговоров с владыкой Иоанном, скажу лишь, что побывали мы у него еще дважды, и он-таки в нас поверил, благословил — и подписал договор на издание книги, в соответствии с которым епархия перечислила на наш счет 250 тысяч рублей, деньги немалые («Жигули» 3-й модели стоили тогда 7600 рублей)…
   Первоначальный удар по нашим планам был нанесен, так сказать, изнутри. Всего у кормила новоиспеченного издательства находилось четверо человек: трое мужчин и девушка, избранная директором — энергичная, убедительно говорящая, толковая и симпатичная. Ни дать, ни взять, миледи и три мушкетера. И вот миледи, воспользовавшись беспечной доверчивостью трех мушкетеров, говоря по-современному, их «кинула»: перевела присланные епархией 250 тысяч на счет некоего кооператива, а сама исчезла. Мы отыскали людей, получивших эти деньги, — они оказались широкоплечими и толстошеими, вели себя невозмутимо, скрываться от нас не собирались, получение денег не отрицали, а в доказательство законности своего на них притязания предъявили подписанные исчезнувшим директором бумаги, из которых следовало, что наша фирма перевела их фирме «безвозмездную беспроцентную ссуду сроком на три года» (понятно, что через три года спросить эти деньги было не с кого, а на 250 тысяч можно было купить еды на два-три дня). Мы обратились в милицию. Через пару недель нас вызвал для дачи показаний следователь ОБХСС, а еще через недельку этот следователь позвонил мне и сообщил, что следы беглянки теряются в ОВИРе: она уехала на ПМЖ в Израиль, в силу же того, что с этой страной у нас нет договоренности о выдаче преступников, дело можно сдавать в архив. В архив можно было сдавать и наш издательский проект.
   Но иначе думал Е. Каминский. Для него, человека серьезно верующего, организатора и вдохновителя этого проекта, спасение последнего стало делом чести и совести. Он и только он неведомым образом сумел убедить коммерсантов и набрать кредитов, необходимых для издания книги. На часть одолженных под его честное слово денег мы раздобыли бумагу. Заключили договор с типографией… И тут по нашим планам был нанесен второй удар… В типографии бумагу нарезали из ролей в листы, уложив так называемыми стеллажами — прямоугольными пирамидами — и её, как это называется, «повело». Все шестнадцать тонн. Поверхности стеллажей превратились в трамплины. (Печатная машина берет бумажный лист со стеллажа специальными присосками — при условии, что поверхность пирамиды строго горизонтальная, а с искривленной — не может.) С бумагой что-то произошло. Как будто её намочили. Но в типографии — и в цехах, и на складе — было сухо. Стремясь доказать нам, что бумага бракованная, руководство настояло на экспертизе. Заключение экспертов из специальной лаборатории гласило, что бумага отвечает всем нормам и требованиям ГОСТов — проклеенная, выбеленная, изготовленная с соблюдением технологических требований. Словом, качественная бумага. И к тому же — ничуть не промокшая. А вот почему её «повело» — экспертизе неведомо…
   В конце концов, с руководством типографии удалось договориться, что рабочие будут трудиться над нашим заказом во внеурочное время — ночами и по выходным: подкладывать машинам бумагу тонкими слоями. Разумеется, за дополнительную плату. Причем — не только рабочим… Казалось, кризис преодолен. На деле же трудности лишь начинались… Едва рабочие приступали к нашему заказу — выходило из строя оборудование: ломались печатные, фальцовочные, переплетные машины. Вскоре дошло до того, что как рабочие, так и руководство типографии, — никто не хотел больше денег в оговоренном объеме, и гонорары приходилось повышать. А еще очень скоро нас и наш заказ стали просто ненавидеть. Когда же произошло и вовсе невероятное — пополам раскололась чугунная станина сантиметров двадцать шириной, — наш заказ решено было вышвырнуть из типографии. И никакие посулы — ни прощения грехов на том свете, ни более высокой оплаты — не действовали… Конец мытарствам положили священники: отслужив молебен, они окропили цеха типографии святой водой — и бесчинства темных сил прекратились. В скором времени книга вышла-таки в свет, и мы рассчитались с епархией и кредиторами, сведя убытки и прибыль проекта к нулю.

И вдруг после полуночи...

   Второе мое столкновение с бесовщиной на издательской ниве связано с книгой священника Алексея Мороза «Люди и демоны. Образы искушения современного человека падшими духами», о содержании которой говорит само название. Помимо издательской миссии, я был еще и редактором этой книги. К тому времени у меня имелся определенный литературный опыт, я успел поработать в нескольких приличных редакциях, через мои руки прошли многие сотни страниц художественных и, прямо скажем, малохудожественных текстов, и у меня уже не случалось серьезных проблем при обработке чужих перлов… С книгой «Люди и демоны…», в первой ее редакции даже и не книгой, а тонкой брошюрой, я мучился около месяца. Она в полном смысле не давалась мне. Я вчитывался в очередную строчку раз, другой, третий — и ничего не понимал. Нервничал, вставал из-за стола, сосредоточенно ходил по квартире, вновь усаживался за стол, кое-как домучивал фразу, принимался за другую — и вновь ловил себя на том, что ничего не понимаю: ни смысла написанного, ни того, для чего нужно издавать подобную писанину…
   В начале 90-х дефицитом было все, в том числе и бумага. Священник Алексей Мороз, автор «Людей и демонов», взялся нам помочь. У его брата имелись определенные отношения с администрацией целлюлозно-бумажного комбината где-то в Карелии. Удалось достичь телефонной договоренности, что нашему издательству «в порядке оказания шефской помощи» продадут несколько тонн бумаги, — для этого требовалось съездить на ЦБК с печатью предприятия, чтобы урегулировать бюрократические формальности. Только делать это требовалось срочно, буквально на следующий день после звонка: бумагу зарезервировали на кратчайший срок. Мне, как директору фирмы, и было доверено это другими учредителями… С братом священника мы договорились встретиться на Финляндском вокзале в шесть часов утра, чтобы отправиться на ЦБК.
   Накануне вечером я остался дома в одиночестве. Дело было молодое и, чего греха таить, развеселое. Однако в тот вечер, хоть всё и благоприятствовало увеселению плоти, я твердо решил лечь спать на трезвую голову, чтобы утром в назначенное время явиться свежим на Финляндский вокзал. Друзья-приятели, словно сговорившись, настойчиво названивали мне до поздней ночи, провоцируя изощренными искушениями, но я достойно отражал эти далеко не самостоятельные, в чем я сейчас, годы спустя, просто уверен, навязывания.
   Темные силы, уразумев, что меня не пронять любимыми мною лакомыми приманками, решили добиться своего иными средствами. (Это сейчас я понимаю, что попал в тот вечер под влияние сатанинских сил, а тогда не понимал.) Внезапно, уже после полуночи, меня охватило странное беспокойство. Я был один в большой коммунальной квартире, и это вызывало жутковатые переживания. Я принялся взволнованно бродить по коридору, кухне, своим комнатам, пытаясь подавить необычное состояние, однако оно лишь усиливалось. И тогда я решил пресечь это нарастающее напряжение таблеточкой какого-нибудь успокоительного.
   Порывшись в домашней аптечке, я не нашел транквилизаторов и стал принимать таблетки без разбора, пытаясь избавиться от крепнущего страха. Но таблетки не действовали. И тогда, решив, что пущего эффекта можно добиться введением «успокоительных» препаратов прямо в кровь, я растолок несколько таблеток в стакане, размешал в воде, набрал раствор в шприц и сделал инъекцию в вену. Сейчас мне это кажется чистым безумием, но тогда представлялось почему-то (впрочем, понятно — почему) вполне нормальным, сообразным ситуации, поступком… Проснулся я примерно в полдень, разбуженный звонками в дверь: это соучредители явились ко мне за объяснениями...

Номер заказа... 666!

   И, наконец, третье мое столкновение с дьявольщиной в рамках книгоиздания связано с «Новым православным богослужебным сборником». Инициатором этого издания вновь стал отец Алексей Мороз. Ему, служащему священнику, постоянно приходилось сталкиваться с недостатками прежнего сборника: мелким и подслеповатым шрифтом, неразличимым в полумраке храма, отсутствием многих необходимых текстов и, главное, нот. Новый сборник, существенно увеличенный не только в объеме, но и в формате, предполагалось издать в двух томах.
   2-й том, нотный, стал основным тормозом проекта, c подготовкой его макета пришлось помучиться целый год. Многоопытный и высокопрофессиональный редакционный коллектив, благополучно справившийся с первым томом сборника, уже через месяц отказался от работы над вторым, посетовав, что на зряшные попытки потрачено столько времени. Наборщик (нотографик) и редактор специализированного музыкального издательства, ас с консерваторским образованием и немалой практикой набора нот, взявшись набрать книгу за два месяца, сломался через полгода: его постоянно преследовали болезни, семейные и служебные неурядицы. Еще в двух студиях допечатной подготовки обещали золотые горы, но в одной не сделали совсем ничего, а в другой — лучше бы ничего и не делали…
   Имея уже некоторый опыт издания важных духовных книг, я понимал, что все это — мелочи, и был готов к более серьезным дьявольским козням. И они не замедлили проявиться (уверен, что они превратились бы в настоящий разгул мракобесия, если бы не молитвы отца Алексея)… Пленки обоих томов были сданы в типографию, и все, что требовалось от тамошних специалистов, это набрать выходные данные — текст в три строки. Сколько ошибок можно сделать в трех строчках? Да, много не получится. Но можно взять не количеством, а качеством. Особенно — если кто-то невидимый так и норовит все спутать. Спутали фамилию составителя второго тома. Спутали номер тома: вместо цифры 2 поставили 8 (она так и вышла в свет растиражированной). А вот с другим подбором цифр лукавый обошелся предельно точно. Номер заказа второго тома оказался… 666. Хорошо, что удалось предотвратить попадание этой цифири в выходные данные… Неожиданно выяснилось, что первый «сигнальный экземпляр» 1-го тома — единственный не бракованный, в остальных семи страницы были перепутаны местами: после 12-й следовала 61-я, после 32-й — 13-я, и далее — в такой же хаотичности. В типографии успокоили: «подбор тетрадей сигнальных экземпляров» производится обычно вручную, и люди не застрахованы от ошибок, а весь тираж комплектуется машиной, что исключает подобную путаницу. На всякий случай я наведался в типографию еще раз через неделю, меня убедили, что автоматика переплетает тираж исправно, — и я успокоился. Однако для пущей надежности подстраховался в последний раз, отправляя грузовик с тиражом, четыре с лишним тонны, в Москву: наугад вытащил из первой попавшейся пачки экземпляр первого тома. Он оказался полноценным — и я успокоился окончательно. А через неделю выяснилось, что полноценными были, не исключено, всего два экземпляра первого тома: один — сигнальный, а второй — тот, случайно выбранный в грузовике (или не случайно?). Тираж 1-го тома оказался бракованным: после 12-й страницы — 61-я и так далее.
   Завпроизводством типографии, искренне переживая и извиняясь за случившееся, сказала: «Сколько лет работаю в полиграфии, но такого случая у меня еще не было. Не знаю, не понимаю, почему так вышло, честное слово — не понимаю! Ну, черт его знает — почему!» Завпроизводством была права: он-то как раз знал.

Николай Иовлев,
книгоиздатель
Фото А. Новикова